Дневник (1831-1845).
1833 год. Страница 1

1833 год 

Вот и нового года уже один день пролетел! Когда он будет уже старым, буду ли (если только буду жив) более доволен, чем в конце минувшего года?

Последние шесть недель я много жил в прошедшем: перечитал прежние свои работы, наконец взялся и за дневник с 14-го ноября 1831 года по нынешний день (осталось мне прочесть только последний декабрь месяц); вынул я также письма, которые получил с осени, - прочту и их. Сегодня занимался я часочек и любезным своим Краббе. 

Сегодня поутру я начал третью книгу "Отроча монастыря".

Вечером перечитывал письма, которые получил я с августа месяца, а потом переправлял первую книгу своей поэмы: остановился я на Ольге и Ксении; это место, кажется, придется совершенно переделать. 

Переправляя конец первой книги, я заметил, что в ней много прозаических стихов: я их еще не заменил другими, но это непременно должно сделать.

Версификация второй книги кажется мне с начала несколько лучше; остановился я на втором романсе, над переправкою которого я уже два раза бился, сегодня в третий, а он все-таки еще не хорош!

Наконец я дочел поэму Краббе "The Borough", а с нею и все стихотворения этого отличного писателя, с которым я рад, что познакомился. Предоставляю себе в другое время сказать вообще свое мнение о Краббе и его сочинениях; ныне только замечу, что "Borough" кажется мне слабее "Tales of the Hall", хотя и содержит некоторые чрезвычайно хорошие подробности.

У меня сегодня были опять живые сны: между прочим, за каким-то обедом, где много было дам, я с рюмкою в руке говорил похвальное слово прекрасному полу; когда проснулся, я еще помнил эту речь во всех ее частях и хотел было внесть ее в дневник, но теперь забыл. 

Сегодня вместо того, чтоб продолжать третью песнь своей поэмы, я кое-что вставил в первую и, кажется, довольно удачно. Наконец у меня опять книги: с удовольствием прочел я "Поединок Казановы с Броницким"; ¹ пройдоха тут виден на каждой строке, но пройдоха умный. 

Получил письма от матушки, Сашеньки и тетеньки да посылку; жаль мне, что не могу исполнить просьбы добрых моих племянниц: они прислали мне вязаные туфли своей собственной работы и хотят, чтоб я их носил, но туфли-то мне маловаты.

В "Вестнике" прочел я статью очень занимательную Перевощикова.² 

"Вестника" на 1822 год несколько статей о немецкой философии⁴ в духе совершенно противоположном тому, в каком были прежние Каченовского и его сотрудников; но признаюсь, и ими я не совсем доволен. В них все слишком молодо, незрело. Конечно, 17-тилетнему Одоевскому они приносят величайшую честь: мало юношей и постарее его, которые бы так писали и так успешно занимались предметами самыми отвлеченными; однако же ученичество все-таки кое-где проглядывает, напр, в страсти сражаться с ветряными мельницами, с Баттё и Эшенбургом,⁵ о которых едва ли еще кто помнил в 1822 году. Кроме того, молодость видна и в пристрастии к мистическим формулам, которые только затмевают дело. Последний недостаток особенно заметен в разборе Золыерова "Эрвина".⁶ В самом Зольгере не нравится мне ненужное и даже вредное для науки деление душевных способностей на бесконечное множество: воображение, напр., он раздробляет на воображение и фантазию, а в самой фантазии находит фантазию фантазии и ее чувственность... К чему все это? Душа человеческая не есть собрание сил, а одна и та же неделимая сила: я уже в своем предисловии к "Ричарду III" сказал и здесь повторю, что воображение, сердце, ум - тот же дух, та же сила, только в различных проявлениях (pour employer un mot quo ces Messieurs aiment {употребляя выражение, которое эти господа любят (франц.).}). Вопрос: почему Зольгер сатиру и гном причисляет к эпопее? 

"Афоризмы из нравственного любомудрия" - прекрасная статья: в ней я нашел мысль о неделимости души точно в том значении, как я ее понимаю. Вот оттуда несколько слов, вполне объясняющих эту мыслью "Вкушать изящное, желать доброго, размышлять правильно есть одной то же действие души в разных видах".

В статье Снядецкого против Канта⁷ несколько таких софизмов, которые в глаза бросаются.

Замечания Андросова на продолжение статьи Снядецкого очень хороши, только не все софизмы виленского профессора он обнаруживает, - а Кантово учение о пространстве и времени не довольно объяснено. Быть может, однако же, оно таково, что и объяснить его нелегко. 

Еще продолжение статьи Снядецкого!⁸ и какое продолжение! Для образчика которые изволит он предлагать самым диктаторским голосом, вот одна (она еще не из самых нелепых): "Где язык темен и невразумителен, там понятия неопределенны, вздорны, а может статься, и совсем нет их". Итак, для Фомы язык математики, для Андрея язык политической экономии, для Петрушки язык грамматики темны и невразумительны, потому что Фома, Андрей и Петрушка глупцы и невежи; тем не менее из аксиомы г-на Снядецкого следует, что, по невразумительности и темноте языка этих наук хотя бы только для Фомы, Андрея н Петрушки, понятия, излагаемые математикою, политическою экономною и грамматикою, неопределенны, вздорны и даже что в этих науках нет никакого понятия! С чем имею честь поздравить г-на виленского профессора.

"Мир поэта" Катенина⁹ - одно из самых лучших лирических творений, какие только имеем на русском языке. Начало - о предметах поэтических у евреев, потом переход от евреев к грекам и окончание необыкновенно хороши.

Следующие стихи бесподобны:

И на крылах воображенья,
Как ластица, скиталица полей,
Летит душа, сбирая наслажденья
С обильных жатв давно минувших дней;
Ветр свежий веет от Востока,
От тучных счастливых земель,
Где мира и людей святая колыбель.

Изображение Авраама прекрасно; столь же почти хорошо свидание Иосифа с братьями. Эпизоду "Руфь" я подражал, однако же без намерения, в первой песни своего "Давида", а где Катенин говорит о Давиде, мы встретились почти слово в слово. Вот два стиха Катенина, которые у меня почти повторены:

Царь, пастырь, воин и певец,
Весь жизни цвет вобрал в себе едином.

Во второй половине "Промефей" Эсхилов единствен. Но лучше всего мне нравится окончание; оно напоминает окончание и Гетевой "Euphrosyne" {"Евфросина" (нем.).} и Шиллеровой "Прогулки", но не есть им подражание. Стихи, каковы в этом случае:

Нет, нет! в лице их узнаю
. . . . . . . . . . . . . .

Их очи смотрят, грудь их дышит...
Промолвите, герои древних лет,
Да жадный слух ваш глас услышит!
Хочу рукой моей коснуться вас... Ах, нет!
Нет их, нет никого!..
. . . . . . . . . . . . . .
Вокруг меня зари свет слабый льется,
Лицо горит, мрет голос, сердце бьется
И слезы каплют из очей, -

такие стихи являют поэта истинно восторженного, истинно исступленного: их и лучший подражатель никогда не напишет. 

Нынешний день провел я прилежно и разнообразно: поутру занимался своею поэмою, после обеда писал письма, а, наконец, вечером прочел несколько статей в "Вестнике Европы", о которых, однако же, завтра, потому что устал. 

Поутру сочинял, после обеда писал письма, а вечером читал, словом сказать, провел нынешний день, как вчерашний.

Очень дельная статья Арцыбашева "Два съезда князей" ¹⁰ (отрывок из Нестора). Как тут все живо и хорошо! Кажется, что все видишь: не лучше ли это наших так называемых прагматических историй? Противу последних очень умно вооружается и Сегюр¹¹ в предисловии к своему сокращению "Всеобщей истории".

Наконец, попалась мне статья довольно путная в "Вестнике Европы": "Изяслав II, или Середина 12-го столетия в России" ¹² Арцыбашева. Это отделение нашей истории удачно впоследствии обработано Полевым; но я уверен, что Арцыбашева труд ему был очень полезен. 

Давно я не читал ничего Гофмана. В "Вестнике" его повесть "Счастье игроков",¹³ которой начало истинно мастерское. Под конец слишком много происшествий; однако же они, быть может, произвели бы сильное действие, если бы были более развиты, если бы были рассказаны не чересчур бегло и несколько спутанно. Особенно жена Менара стоила бы того, чтобы на ней остановиться.

В статьях Одоевского я везде узнаю своего любезного сотрудника: как все у него зелено! но из него мог бы выйти человек. Хотелось бы мне знать, что он теперь творит? Неужто женитьба его совсем переродила,¹⁴ и он уж совершенно стал похож на тех, над которыми, бывало, так едко и неосторожно смеялся? 

Много в "Вестнике" на 1823 года статей Одоевского. Не из лучших - "Дни досад".¹⁵ Охота человеку, не знающему людей, писать карикатуры и называть их людьми!

Послание Загоскина "К Людмилу" ¹⁶ принадлежит к хорошим сатирам на русском языке, а число хороших сатир у нас не слишком велико: в нем много vers a retenir. {запоминающихся стихов (франц.).}

Одно из последних стихотворений Капниста - "В память береста";¹⁷ оно прекрасно не по отдельным разительным стихам, которых в нем вовсе нет, а по своему целому и по подробностям в самом вымысле. 

Лучшая из всех философических статей, какие прочел я в "Вестнике", - Ансильонова "О новейших системах метафизики в Германии".¹⁸ Какая тут разница с Снядецким! Я это рассуждение прочту еще раз, а потом уже сделаю несколько замечаний.

Людей неосторожных (qui se laissent aller {которые позволяют себе увлечься (франц.).}) считают очень часто недальновидными, глупцами. Но едва ли это всегда справедливо. Можно очень и очень хорошо видеть пронырства и коварство сплетников, клеветников, наушников и прочей умной сволочи, а считать ниже себя принятие против них осторожности; можно, напр., даже наверно знать, что, если я скажу то и то, кумушка такая-то это перескажет с такими-то прибавлениями и украшениями кумушке такой-то и пр.; и все же может случиться, что не удержишься, а выскажешь все, что лежит на сердце и что и искреннему другу не всегда бы поверять должно. Конечно, это не хорошо; однако же напрасно умники торжествуют: "Мы-де перехитрили его! провели!". Не они его провели: его увлекла только страсть, страсть иногда самая благородная, которой они никогда не поймут и понять не в состоянии. Брат очень справедливо в своих письмах упрекает меня в этой неосторожности; но напрасно называет он ее доверчивостию. Припоминая многие случаи из своей прежней жизни, я убедился, что очень часто эта неосторожность у меня была сопряжена с сильными подозрениями, а всего чуднее - иногда даже была следствием этих самых подозрений. 

Перечитывая сегодня поутру начало третьей песни своей, поэмы, я заметил в механизме стихов и в слоге что-то пушкинское. Люблю и уважаю прекрасный талант Пушкина: но, признаться, мне бы но хотелось быть в числе его подражателей. Впрочем, никак не могу понять, отчего это сходство могло произойти: мы, кажется, шли с 1820 года совершенно различными дорогами, он всегда выдавал себя (искренно ли или нет - это иное дело!) за приверженца школы так называемых очистителей языка, а я вот уж 12 лет служу в дружине славян под знаменами Шишкова, Катенина, Грибоедова; Шихматова. Чуть ли не стихи четырехстопные сбили меня: их столько на пушкинскую стать, что невольно заговоришь языком, который он и легион его последователей присвоили этому размеру. 

Моя поэма мало-помалу подвигается вперед, хотя третья песнь идет несколько и медленнее первых двух.

Сегодня я что-то опять сбился - правда, не с порядку своих занятий, - однако же с той охоты, с какою все эти дни в них упражнялся: греческим языком я занимался, но не так удачно, как вчера и третьего дня. 

С понедельника (16 числа) начались здесь жестокие морозы, каких прошедшею зимою вовсе не было. В первый раз в бытность мою здесь льдом совершенно почти покрыло окно мое. 

Читал я когда-то - не помню уж, в какой книге, - будто знающие древние языки потому только превозносят Гомера, Пиндара etc., что им стоило много труда изучить их. Это мнение, конечно, не стоит опровержения. Замечу, однако же, что напряженное внимание, нужное для того, чтобы понять писателя, употребляющего язык, который не совершенно знаем, который изучаем, действительно иногда открывает нам красоты, коих мы без того бы не заметили. Десять раз, быть может, на своем веку читал я 7-ю песнь "Илиады", и в отличных переводах, напр. в Фоссовом: "Hielt er (Ajax) unter die Hand und hinein warf's nahend der Herold {Он (Аякс) протянул руку, и герольд, приближаясь, подал его (т. е. жребий, - Н. К.)... (нем., "Илиада", VII, 188).} [...] ^l9 

Получил письмо от сестрицы Юстины Карловны и деньги.

Прочел я пять первых песней Скоттовой поэмы "Harold the Dauntless". {"Гарольд Бесстрашный" (англ.).} Завтра, прочитав последнюю, скажу свое мнение об этом творении шотландского поэта, имеющем совершенно особенный характер. 

"Гарольд" Скотта, хотя ничуть не лучшее из созданий его, кажется, всех менее потеряет в переводе. Особенно тут милы оба женские лица -- Мелитиль и Эйвира; последняя принадлежит даже к самым удачным характерам поэтического мира: это Джюлия Шекспировых "Jentlemen of Verona", {"Дворян веронских" (англ.).} но идеализированная, героическая. Жаль только, что сам Гарольд слишком уж медвежеват, даже иногда просто карикатурен: занимательным он только становится под конец. Вся поэма вообще имеет довольно мало глубины, особенно если ее сравнить с "Рокеби" или с "Девою озера"; но зато она до чрезвычайности жива и бойка и полна самого смелого воображения. К прочим поэмам Скотта она почти в том же отношении, в каком "Руслан и Людмила" к позднейшим произведениям Пушкина. 

Сегодня я кончил третью песнь своей поэмы; от матушки получил я письмо и посылку: немецкую Библию, бумагу и сапоги; перед тем я сам писал к матушке и обеим сестрам. 

Как занимателен "Вестник" на 1823 год, так он не занимателен и пуст на 1824 год; перебранка М. Дмитриева, Писарева и прочих сердитых малюток с Вяземским²⁰ не заслуживает внимания по прошествии 9 лет; обе стороны переливают из пустого в порожнее. 

Пуст "Вестник" на 24 год: читаешь, и даже для отметки ничего не остается. Статья Мальте-Бруна о софистах²¹ второго и следующих веков по р<ождеству> Х<ристову>, однако же, не совсем дурна. 

Наконец попалась мне статья довольно путная в "Вестнике Европы" [...] ²² 

А. Писарев был человек с талантом. Если бы не кулисная жизнь и мелкие литературные сплетни, он, статься может, в Истории Русской Поэзии оставил бы значительное имя: но его погубили ранние успехи, вскружившие ему голову, заставившие его слишком много думать о себе, когда он на то еще не приобрел права. В оде его к Тигелину²³ много прекрасного; напр., в 4-й строфе, где поэт говорит о злодее:

Нет! он бессмертью будет предан!
. . . . . . . . . . . . . . .
Мне долг от Феба заповедан
Питать к преступнику вражду.

Далее в 7-й строфе игра слов, но удачная:

Он мнит утраченную честь
Преступной почестью восставить.
было бы точнее)
Свое бесславие прославить
И златом доблести зачесть.

В 10-й, которая из лучших, хотя несколько и отзывается подражанием:

Желать, искать успокоенья
И - угрызенья находить.

(Дело идет о бессоннице Тигелина). В 12-й:

И вечность поношенья
Возляжет грозно на нее.

(На могилу Тигелина). 13-я строфа дурно написана, но прекрасна по заключающейся в ней мысли; три последних стиха прекрасны:

Пришлец на чад его укажет:
"Вот Тигелина дети!" - скажет,
И их чело сгорит стыдом. 

Теперь только могу судить о всем величии, о всей высоте Книги Иова: я три раза читал ее на славянском, но, к несчастью, славянское переложение этой книги в многих местах чрезвычайно сбивчиво, неясно и неопределенно, хотя в других и превосходно. Сегодня прочел я Лютеров перевод, который, напротив, отличается ясностию, хотя, быть может, он и не столь поэтический, как славянский. Впрочем, в обоих случаях есть исключения: местами у Лютера более поэзии, а местами славянский текст яснее немецкого. Дошедши до места, где говорится о бегемоте и левиафане, я вспомнил, что - под первым многие толкователи разумеют гиппопотама, под другим - крокодила. Мне, однако же, кажется, что эти чудовища изображены слишком огромными и мощными, чтобы могли быть помянутыми животными. Не мегаферионы ли это, которых остовы и поныне вырывают из земли? Скажут: мегаферионы жили до человека; человек их не застал на водоземной планете. Но это не доказано. Джефферсон утверждает даже,²⁴ что и поныне есть живые мегаферионы в лесах американских. Сверх того, перерождению или совершенному истреблению некоторых пород животных человек был свидетелем даже в недавние времена: шотландские туры, литовские зубры, дронты (род дрохов) вовсе почти исчезли с лица земли; диких овец, диких собак, кажется, нигде уже нет, а они первоначально должны же были быть дикими и отличными во многих отношениях от нынешних ручных. Кто же может утверждать, что не было гораздо более таких истребившихся пород в первые века жизни племени человеческого, пород, которые, быть может, перешли в мир, приготовленный для нас и окружающих нас, служащих нам животных, из мира старейшего, где еще не было человека? 

Перелагаю притчу Димитрия Ростовского²⁵ в белые ямбы. Начал 8-ю книгу "Илиады". 

В "Вестнике" извлечение из сочинения Катрмера де Кенси:²⁶ "Histoire de la vie et des ouvrages de Raphael". {"История жизни и творений Рафаэля" (франц.).} Она начинается с следующей фразы: "До него живопись была не иное что, как холодное и бездушное представление природы". Что может быть несправедливее этих слов? Душою-то именно, чувством, тем, что немцы называют empfindlich, {чувствительный (нем.).} и отличаются живописцы старинных школ италиянской и немецкой! И Рафаэль в моих глазах единственно потому так и велик, что сумел сохранить невинность, простоту, выразительность, сердечность своего учителя - Перруджио, художника истинно превосходного, а в то же время приобресть или, лучше сказать, создать небывалые до него легкость, изящество, свободу - и все эти качества одухотворить восторгом поэтическим. Зато замечания о замедлениях, какие ныне художнику (и поэту) полагают требования распространившихся везде и обо всем поверхностных сведений, очень и очень справедливы. 

Сегодня день рождения младшей сестры моей: дай бог ей счастья, здоровья и мира сердечного! У меня крепко крестец болит. 

Вчерашней отметки нет, потому что я пролежал целый день на постели. Занятия мои прервались: впрочем, мне сегодня легче. Перечитаю старика Шекспира - "Et Ton revients toujours a ses premiers amours". {"И всегда возвращаются к своим первым увлечениям" (франц.).} 

Сегодня мне гораздо лучше: еще денек, а тут, надеюсь, буду в состоянии приняться за прежние свои занятия. Вчера и третьего дня я чрезвычайно много спал: все третьегодняшнее утро, после обеда, от половины второго до 4-х, всю ночь, как нельзя лучше, вчера после обеда до 4-х же и опять прекрасно всю ночь до 7-го часу. Зато я сегодня был бодр.

Перечел я "Love's labour's Losts". {"Тщетные усилия любви" } Тут столько смешного, что и счет потеряешь, Дон Адриано де Армадо великолепен: чудесная черта, когда он отказывается от поединка с Костардом, который вызывает его драться в одних рубашках, - потому что рубашки у него под кафтаном не имеется, а рубашки у него нет, потому что наш дон обещал своему святому не носить ничего льняного. 

"The Merchant of Venice", {"Венецианский купец" (англ.).} без всякого сомнения, одно из лучших творений Шекспира. Последние два действия превосходны: пятое люблю я еще более четвертого, хотя и чувствую, что для создания четвертого нужно было большее усилие дарования, нежели для пятого. Музыкальное начало последнего (в Шиллеровом значении этого слова) необыкновенно удачно противопоставлено пластике четвертого действия: в одном - день, движение, блеск, страсти, ужас, жалость, все живо, все резко; в другом - ночь, полусвет, тишина, фантазия, нега, роскошь, все чуть оттенено, неопределенно, сладостно. Теперь читаю "As You Like It". {"Как вам это понравится" (англ.).}

Мне принесли книги - и я оставил, не кончив, Шекспира "As you like it". Это, конечно, не слишком похвально, но друг мой Шекспир не рассердится, ведь он всегда со мною. 

Нападки М. Дмитриева и его клевретов на "Горе от ума"²⁷ совершенно показывают степень их просвещения, познаний и понятий. Степень эта истинно незавидная. Но пусть они в этом не виноваты: есть, однако же, в их статьях такие вещи, за которые их можно бы обвинить перед таким судом, которого никакой писатель, с талантом ли, или без таланта, с обширными сведениями или нет, не должен терять из виду, - говорю о Суде Чести. Предательские похвалы удачным портретам в комедии Грибоедова - грех гораздо тягчайший, чем их придирки и умничанья. Очень понимаю, что они хотели сказать, но знаю (и знать это я очень могу, потому что Грибоедов писал "Горе от ума" почти при мне, по крайней мере мне первому читал каждое отдельное явление непосредственно после того, как оно было написано), знаю, что поэт никогда не был намерен писать подобные портреты: его прекрасная душа была выше таких мелочей. Впрочем, qui se sent galeux qu'il se gratte. {Кто чувствует, что запаршивел, тот и чешется! (франц.). "Знает кошка, чье мясо съела!".} Завтра напишу несколько замечаний об этой комедии: она, конечно, имеет недостатки (все человеческое подвержено этому жребию), однако же вовсе не те, какие г. Дмитриев изволит в ней видеть, и, вопреки своим недостаткам, она чуть ли не останется лучшим цветком нашей поэзии от Ломоносова до известного мне времени. 

"Нет действия в "Горе от ума"", - говорят тт. Дмитриев, Белугин и братия. Не стану утверждать, что это несправедливо, хотя и нетрудно было бы доказать, что в этой комедии гораздо более действия или движения, чем в большей части тех комедий, которых вся занимательность основана на завязке. В "Горе от ума" точно вся завязка состоит в противоположности Чацкого прочим лицам; тут точно нет никаких намерений, которых одни желают достигнуть, которым другие противятся, нет борьбы выгод, нет того, что в драматургии называется интригою. Дан Чацкий, даны прочие характеры, они сведены вместе, и показано, какова непременно должна быть встреча этих антиподов, - и только. Это очень просто: но в сей-то именно простоте новость, смелость, величие того поэтического соображения, которого не поняли ни противники Грибоедова, ни его неловкие защитники. Другой упрек касается неправильностей, небрежностей слога Грибоедова, и он столь же мало основателен. Ни слова уже о том, что не гг. Писаревым, Дмитриевым и подобным молодцам было говорить о неправильностях, потому что у них едва ли где найдется и 20 стихов сряду без самых грубых ошибок грамматических, логических, рифмических, словом, каких угодно. Но что такое неправильности слога Грибоедова (кроме некоторых, и то очень редких, исключений)? С одной стороны, опущения союзов, сокращения, подразумевания, с другой - плеоназмы, словом, именно то, чем разговорный язык отличается от книжного. Не Дмитриеву, не Писареву, - но Шаховскому и Хмельницкому (за их хорошо написанные сцены), но автору 1-й главы "Онегина" {Впоследствии Пушкин очень хорошо понял тайну языка Грибоедова и ею воспользовался. В. К.} Грибоедов мог бы сказать то же, что какому-то философу, давнему переселенцу, но все же не афинянину, сказала афинская торговка: "Вы иностранцы". А почему?- "Вы говорите слишком правильно; у вас нет тех мнимых неправильностей, тех оборотов и выражений, без которых живой разговорный язык не может обойтись, но о которых молчат ваши Грамматики и Риторики".

Кончил сегодня "Притчу Димитрия Ростовского" - и пересматривал первую песнь своей поэмы; завтра намерен я пересмотреть вторую, а там третью; в понедельник же не худо бы было приняться за четвертую песнь, однако же я ее еще вовсе не обдумал. 

Выправлял третью песнь, но не кончил. Я ею менее доволен, чем второю, а еще менее, чем первою, которая кажется мне лучшею; третья скудна содержанием, да и версификация в ней слишком небрежна. 

Сделал несколько удачных поправок в 3-й песни, особенно в введении, но как она, так и вторая, требуют еще строгого пересмотра.

Статьи Арцыбашева должны быть очень полезны для отечественной истории. В "Вестнике" 25 года заслуживает внимания следующая: "Унижение Киева и мятежи в Великом княжестве Владимирском".²⁸ Ужасна смерть Андрея Боголюбского, так ужасна, что, кажется, тут и для трагедии невозможно найти ничего такого, что бы не возмущало сердца самым непоэтическим образом. Однако же я этот предмет обдумаю. 

Прочел Скоттово подражание Бюргеровой балладе "Der wilde Jager"; {"Дикий охотник" (нем.).} "Леноре". Желал бы очень прочесть описание соколиной охоты, да в моих книгах нет. Посмотрю, не говорит ли Кирша Данилов хоть мимоходом об ней: нужно же мне это для моей 4-й песни. 

Покойный Черевин²⁹ был человек истинно достойный: у нас были общие знакомые и приятели (Нечаев, Пущин и другие); однако же мне не удалось с ним лично познакомиться. Напечатанная уже по смерти Черевина его статья "О преподавании истории детям" ³⁰ заслуживает, чтоб ее перевели и на иностранные языки: она у нас редкое явление; тут русский мыслящий писатель говорит истинное и притом новое, новое не для одних русских. "Я называю, - говорит Черевин, - сокращенные истории, истории для детей, нелепостью". В этом я совершенно с ним согласен, согласен также с его мнением о предметах, какими при первоначальном учении надлежало бы заменить совершенно бесполезный, даже вредный курс истории, будто бы приспособленный к понятиям ребенка. 

Вчера, тринадцатого числа, я начал 4-ю песнь своей поэмы. Прекрасно было бы, если бы я всю ее кончил до 1 мая, - однако же не совсем надеюсь. Завтра надобно опять приняться и за греческий язык. 

Хочу послать племяннику Дмитрию свое переложение притчи св<ятого> Димитрия. Вот несколько стихов, которые, так сказать, должны служить введением к оному:

ПЛЕМЯННИКУ Д. Г. ГЛИНКЕ³¹ ПРИ ПЕРЕСЫЛКЕ ПРИТЧИ СВ. ДИМИТРИЯ

Ты там, где в старину король морской, {*}
Бывало, спустит в пенистые волны -
Коней пучины, дерзостные чолны,
И отплывет с дружиной удалой

Ты там, где голос скальдов вдохновенных
И вещий строй полночных арф гремел,
И юный витязь трепетал, кипел
От пламенных стихов певцов священных

Так! ты в стране и песней, и отваги,
В стране Одена, Бальдера и Браги,
В стране, куда летал и дивный дух
Царя сердец, британского поэта,

И завещал бессмертию Гамлета.
Но помнишь ты святую Русь и там;
Ты верен всюду и всегда друзьям!
Нет! праведника мудрое сказанье,

Не об отечестве напоминанье:
Любви залог руки моей черты!
Любви отшельника тебе родного:
Внимая притче пастыря святого,

Тебе ее желал он передать.
Прими ж ее: я в ней обрел отраду,
Души болезням в ней обрел цельбу.
Да будет и тебе она в усладу.

Стоишь как пальма в красоте могущей,
Ты тверд и светел в красоте цветущей,
Надежды ноли, и доблестен, и смел.
Дай бог тебе безбурных дней удел.

Земля - юдоль искуса, а не рай:
И ты, мой друг, ненастья ожидай, -
Лишь не забудь: и радость, и страданье
Одной отеческой руки даянье.

В. К. 

Жаль, что Московский университет истинно гениального Павлова заставил читать сельское хозяйство;³² это почти то же, что Ахиллесу приказать быть хлебопеком или Платону танцмейстером. В моей "Мнемозине" одна из лучших статей - первая в 4-й части - его же, Павлова: по моему мнению, он чуть ли не самый умный, самый лучший последователь Шеллинга из наших соотечественников. Не только Одоевскому, но, кажется, и И. Давыдову далеко до него. Я с ним был знаком еще в Берлине: тогда он в полном смысле был еще немецким студентом - боек, умен, burschikos, {развязен (нем.). уже в Москве - при публичном чтении Общества любителей русской словесности. Тут я в нем заметил какую-то робость, унылость, застенчивость, которые ясно показывали, что он но слишком доволен своим положением. И в самом деле, каково читать сельское хозяйство тому, кто предполагал, что получит кафедру философии, кафедру, коей был бы он истинным украшением! 

Кончил 8-ю книгу "Илиады". Это значит, что я уж прочел третью долю всей поэмы. Об успехах же своих могу судить по чему: в два часа с небольшим разобрал я сегодня около 150 стихов. О переводе Фосса (с которым всегда после урока сличаю прочитанное) скажу, что он точно единствен, но нет ничего на земле совершенного; итак, и в переводе Фосса есть недостатки. Главнейший из них - слишком ученое, периодическое, обильное деепричастиями словосочинение, которого в греческом подлиннике вовсе нет. 

Всякий раз, когда читаю что-нибудь Мерзлякова, во мне рождается чувство сожаления к этому человеку с истинным дарованием, погибшим от обстоятельств и недостаточного образования. В его оде "Труд"³³  

Сегодня я прилежно занимался своею поэмою; начало четвертой песни уже внесено в тетрадь.

Вечером ожидал я книг, воображал, как приятно будет после работы отдохнуть немного за чтением, но ошибся в своем ожидании. Впрочем, все к лучшему: завтра примусь опять за греческий язык и, быть может, до 1 марта успею прочесть еще одну книгу "Илиады". 

"Илиады", но до первого марта ее не кончу: торопиться не для чего. 

Тружусь теперь над самым трудным местом своей поэмы: не знаю, удастся ли оно? Во второй песни надобно будет переделать кое-что; иначе выйдет тут важная несоответственность этому месту. Получил два письма: от Юстины Карловны и племянника Бориса; печальное в сестрином письме известие: княгиня В. И. Долгорукая³⁴ скончалась. 

"Восторг, дух божий"³⁵ так смела, что даже у меня, охотника до всего смелого, от того голова кружится. Прочту эти стихи несколько раз, а уж потом скажу о них свое мнение. От Писарева я никогда не мог ожидать ничего подобного. Не перевод ли? 

Получил письмо от младшей сестры, в котором она описывает смерть княгини Варвары Сергеевны (а не Ивановны, как я ее было назвал), - дай бог всякому умереть, как умерла эта женщина!

В "Вестнике" спор Гофмана и Марселюса о Петрарке.³⁶ (итал.).} осмелюсь замолвить слово: они едва ли так неестественны и противны языку чувства и страсти, как то уверяет французский критик. 

В статье "Некоторые доводы против материалистов" ³⁷ "Философы нашего времени, - автор, полагаю, разумеет энциклопедистов, - давали честное имя своим нечестивым понятиям". Не лучше ли тут - намерениям? Понятий у большей части из них вовсе не было. - "Вечная любовь умеет из зла извлекать добро и все приводить к предположенной цели; но это есть следствие всеобщей благости, а не законов нравственной природы. Ежели бы добрый отец уплачивал за расточительного сына беспрестанно возрастающие долги, неужели этот сын в неблагодарном сердце своем мог бы сказать: "Так и должно быть, - это в порядке вещей: мое дело - мотать, а дело моего отца уплачивать мои долги"". 

Сегодня я опять был прилежен, а отдых был мне впрок: четвертая песнь значительно двинулась вперед.

уже забытый. Если такие воспоминания бывают чаще, чем мы замечаем (в чем я почти уверен), нельзя ли из того вывесть заключение, что деятельность нашей души во сне имеет гораздо более существенного, нежели обыкновенно предполагают? А если это так, сколько тут открывается предметов для размышления! сколько представляется сравнений сна с бодрствованием, сравнений таких, которые с первого взгляду не слишком клонятся в пользу действительной жизни, однако же при большем внимании открывают для сердца верующего богатый источник надежд и упований! 

Вот и второй месяц нынешнего года кончился! И он для меня был не из тяжелых, хотя я в продолжение его и хворал; по крайней мере мой душевный недуг меня почти не мучил. Слава милосердому богу! 

Примечания:

¹ "Поединок Казаковы с Вроницким" - "Истории моей жизни" Джованни Джакомо Казановы (1725-1798), итальянского писателя, прожившего бурную жизнь авантюриста и рассказавшего о ней с замечательной откровенностью и наблюдательностью. В 1822 г. на немецком языке начало печататься первое издание его мемуаров. См. также СО, 1832, ч. 86, No 25-26, ч. 87, No 27.

² ...прочел я статью... Перевощикова. - В 1820-е гг. в BE печатались статьи двух Перевощиковых: Дмитрия Матвеевича (1789-1880), астронома и математика, - "Замечания на статью: "Некоторые мысли о науках точных"" -1820, ч. 114, No 21, с. 41-53, и Василия Матвеевича (1775-1851), филолога и поэта. Кюхельбекер, по-видимому, имеет в виду статью последнего "Материалы для истории российской словесности", отрывки которой печатались в BE 1822 г.: "Св. Димитрий Туптало" - ч. 122, No 5, с. 3-32; "Феофан Прокопович" - ч. 123, No 9 и 10, с. 15-21; "Михаил Васильевич Ломоносов" - ч. 125, No 17, с. 3-20, No 18, с. 81-112.

³ Запись от 6 января исправлена и печатается по цитате в статье Ю. Н. Тынянова "В. К. Кюхельбекер" - Лит. современник, 1938, No 10, с. 198.

⁴ ...несколько статей о немецкой философии... "Мемнон": "Афоризмы из нравственного любомудрия" - BE, 1822, ч. 123, No 11-12, с. 201-232, "Разбор сочинения Сольгера "Эрвия, или Четыре разговора об изящном и искусствах"" - ч. 124, No 13-14, с. 3-23. И. Ф. Масанов в кн. "Словарь псевдонимов" (т. 2, М., 1958) со ссылкой на книгу Н. П. Колюпанова "Биография Александра Ивановича Кошелева" (т. 1, М., 1889, с. 457) раскрывает этот псевдоним как принадлежащий профессору Ивану Ивановичу Давыдову. Кюхельбекер полагает, что их автором является Владимир Федорович Одоевский. Профессор Давыдов был учителем Одоевского, поэтому их взгляды на немецкую философию могли совпадать; однако многочисленные статьи Давыдова в BE обычно появлялись за его полной подписью. Вполне возможно, что Кюхельбекер, вскоре после 1822 г. ставший близким другом и соредактором Одоевского по изданию "Мнемозины", имел основания уверенно приписывать статьи Мемнона Одоевскому, который начал печататься в BE еще будучи воспитанником Университетского благородного пансиона: в BE, 1821, ч. 116, No 7-8, с. 161-169 появилась его первая статья "Разговор о том, как опасно быть тщеславным"; в 1822 г. В. Ф. Одоевский включился в споры о театре, которые велись на страницах BE: его статья о комедии М. Н. Загоскина "Урок холостым, или Наследники" - ч. 123. No 9-10, с. 141-145; No 11-12, с. 302-310.

⁵ ... с Ватте и Эшенбургом...- Ватте Шарль (1713-1780) - французский философ, теоретик классицизма. Иоганн (1743-1820)-немецкий филолог.

⁶ ... в разборе Золъгерова "Эрвина". - Зольгер (Сольгер) Карл Вильгельм Фердинанд (1780-1819) - немецкий филолог, профессор эстетики, автор книги "Ervin. Vier Gesprache iiber die Schone und das Kunst" (Berlin, 1815), являющейся основой зстетики романтизма. О разборе этой книги см. примеч. 4.

⁷ - В статье Я. Снядецкого "Прибавление к статье "О философии"" - BE, 1822, ч. 126, No 23, с. 205-236, No 24, с. 301-326. Замечания Андросова... - Статья В. Андросова "Замечания на Прибавление к статье о философии" - BE, 1823, ч. 127, No 3-4, с. 171-192, ч. 128, No 6, с. 85-109. Спядецкий отрицательно относится к Канту за "темноту" его учения о трансцендентальном, на основе которого Европу "затопило море романтизма". Однако его суждения о Кантовой философии более эмоциональны, чем логичны: "Ее-то исчадия видим в романтических странностях литературы, в магнетических обманах, в фиглярствах физики и медицины, в космогониях, где сотворение мира изъясняется бредом магнетистов едва ли не в самом сильном жару горячечном" (с. 103).

⁸ Еще продолжение статьи Снядецкого!"Общие замечания по предмету науки об уме человеческом и общий взгляд на состав Каятовой науки" - BE, 1823, ч. 127, No 2, с. 83-112. Цитата - со с. 109.

⁹ "Мир поэта" П. А. Катенина - BE, 1822, ч. 126, No 21, с. 3-12, No 22, с. 89-103. Цитаты - с. 5, 12, 96-97, 102-103. Кюхельбекер сравнивает окончание кате-нинского произведения о окончанием стихотворения Гете "Евфросина" (1798): "гвутся струны в груди от печали; слезы ночные Льются обильно, а там брезжит над лесом заря" (пер. С. Соловьева).

¹⁰ Статья Арцыбашева "Два съезда князей, или Конец XI столетия в России" (BE, 1823, ч. 129, No 12, с. 241-276) - отрывок из Несторовой летописи, в яркой художественной форме пересказанный историком Николаем Сергеевичем Арцыбашевым (1773-1841).

¹¹ д'Агессо Луи-Филипп (1753-1830) - французский историк и дипломат.

¹² "Изяслав II, или Середина 12-го столетия в России" - вторая статья Н. С. Арцыбашева, которую с похвалой отмечает Кюхельбекер, - "Изяслав II, великий князь, или Середина XII столетия в России" - BE, 1824, ч. 136, No 14, с. 103- 134, No 15, с. 161-186, No 16, с. 241-260; ч. 137, No 17, с. 3-31, No 18, с. 80-109, No 19, с. 161-186, No 20, с. 245-261; ч. 138, No 21, с. 3-26. Кюхельбекер сопоставляет эту статью с "Историей русского народа" Николая Алексеевича Полевого, которая начала печататься в 1829 г.

¹³ "Счастье игроков" - повесть Э. Т. А. Гофмана "О счастии игроков" - BE, 1823, ч. 130, No 13-14, с. 97-140, пер. с нем. Вас. Полякова.

¹⁴ Неужто женитьба его совсем переродила... - В. Ф. Одоевский женился в 1826 г. на Ольге Степановне Ланской (1797-1872).

¹⁵ "Дни (Письмо к Лужницкому старцу)" В. Ф. Одоевского - BE, 1823, ч. 129, No 9, с. 34-95, No 11, с. 206-216; ч. 130, No 15, с. 219-226, No 16, с. 299- 312; ч. 131, No 17, с. 24-48, No 18, с. 104-125.

¹⁶ Послание Загоскина "К Людмилу" - BE, 1823, ч. 128, No 7, с. 204-215.

¹⁷ "В память береста"

¹⁸ "О новейших системах метафизики в Германии" - статья Ансильона в переводе А. Гусева - BE, 1823, ч. 130, No 13-14, с. 19-64. Ансильон Фридрих (1767- 1837) - прусский, историк и философ, имя которого было в 1820-е гг. популярно в декабристской среде.

¹⁹ Далее текст записи в копии отсутствует.

²⁰ ... перебранка... с Вяземским... "Дамским журналом", возникшая по поводу предисловия П. А. Вяземского к поэме А. С. Пушкина "Бахчисарайский фонтан" "Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова" (1824). Статьи противников Вяземского ("сердитых малюток"): N [М. Дмитриев]. Второй разговор между Классиком и Издателем "Бахчисарайского фонтана" - BE, 1824, ч. 134, No 5, с. 47-62; Михаил Дмитриев. 1) Ответ на статью "О литературных мистификациях" - BE, 1824, No 7, с. 196- 211; 2) Возражения на разбор Второго разговора - BE, 1824, No 8, с. 271-301; Еще разговор между двумя читателями "Вестника Европы" - BE, 1824, ч. 134, No 8, с. 307-313; кроме того, с этой полемикой связаны статьи BE: Юст Ферулин. Мое первое и. последнее слово -- ч. 135, No 10, с. 115-120; Короткий ответ издателю "Дамского журнала" - No 10, с. 144-146; А. А. А.

²¹ Статья Мальте-Бруна о софистах - статья датского географа и историка Конрада Мальте-Брюна (1775-1826) "О софистах и об упадке греческой мирской словесности" - BE, 1824, ч. 137, No 19, с. 187-201. BE напечатал несколько статей втого автора: "О преимуществах греческой литературы перед римской" - 1824, ч. 135, No 9, с. 29-37; "Нечто о древних историках" -1824, ч. 135, No 12, с. 275-283; "О собственности недвижимой и движимой" - 1819, ч, 106, No 16, с. 256-263, в др. К. Мальте-Брюн был популярен в России как автор "Катехизиса аристократов" - сатиры, за которую он был изгнан из Дании (1795).

²² Далее текст записи в копии PC отсутствует.

²³ В оде его к Тигелину... "Ода к Тигелину" Александра Ивановича Писарева (1803^1828) - BE, 1824, No 1, с. 3-8.

²⁴ Джефферсон утверждает даже... - См. примеч. 170 к записям ISdZ г.

²⁵ Перелагаю притчу Димитрия Ростовского... - Димитрий Ростовский - митрополит Ростовский, церковный писатель и проповедник (1651-1709), до принятия монашества - Даниил Саввич Туптало. В своих проповедях и притчах выступал защитником бедных, обличал невежество священников, корыстолюбие и гордость вельмож. Кюхельбекер перелагает притчу Димитрия Ростовского "Нищий".

²⁶ ..... -- "О жизни и творениях Рафаэля" - BE, 1824, No 17, с. 32-40. Катрмер-де-Кенси Антуан Кризостом (1755- 1849), французский писатель и искусствовед.

²⁷ Нападки М. Дмитриева и его клевретов на "Горе от ума"... - Полемика в связи с напечатанном в альманахе "Русская Талия" отрывка из комедии Грибоедова: М. Дмитриев. "Телеграфа" - BE, 1825, No 6, с. 109-123 (возражения Н. А. Полевому, восторженно отозвавшемуся о комедии в МТ, 1825, ч. 1, No 2, с. 3); Пилад Велугин [А. И. Писарев]. Несколько слов о мыслях одного критика и о комедии "Горе от ума" - BE, 1825, No 10, с. 108-121 (ответ на статью Ореста Сомова в СО, 1825, ч. 51, No 10); Пилад Велугин. Против замечаний неизвестного У. У. на суждения о комедии "Грре от ума" - BE, 1825, ч. 144, No 23-24, с. 108-124 (возражения на статью В. Ф. Одоевского "Замечания на суждения Мих. Дмитриева о комедии "Горе от ума"" - МТ, 1825, ч. 3, No 10, приложение).

²⁸ "Унижение Киева и мятежи в Великом княжестве Владимирском" - статья Н. С. Арцыбашева - BE, 1825, ч. 142, No 14, с. 82-108, No 15-16, с. 161-231; ч. 143, No 17, с. 3-22. О смерти суздальского князя Андрея Боголюбского (1174) - No 15-16, с. 203. Ночью около двадцати человек, перебив стражу, подошли к спальне князя, обманом проникли в нее и зарубили его мечами и саблями. После этого убийцы ушли, думая, что князь мертв; но израненный Андрей пошел за ними, и убийцы услышали, как он в бреду говорит. Тогда они нашли его по кровавым следам, отрубили правую руку, пронзили сердце и том довершили начатое.

²⁹ Черевин Павел Дмитриевич (1802-1824) - историк, член Союза благоденствия и Северного общества; учился в Московском университете, был офицером в Семеновском полку и свите Александра I. Его статьи - "О суде присяжных", "О состоянии римлян при Антонинах" и др. - печатались в BE. Там же (ч. 136, No 14) опубликован его некролог.

³⁰ "О преподавании истории, детям"

³¹ Племяннику Д. Г. Глинке. - Ранняя редакция стихотворения. Кюхельбекер посылает племяннику Дмитрию притчу "Нищий".

³² ...Павлова заставил читать сельское хозяйство... - Павлов Михаил Григорьевич (1793-1840) - философ, один из последователей и пропагандистов Шеллинга, доктор медицины, профессор Московского университета. В "Мнемозине" была помещена статья Павлова "О способах исследования природы" (1825, ч. 4, с. 1-34). Запись в дневнике сделана в связи с чтением Кюхельбекером статьи Павлова "Возможность и польза науки сельского хозяйства (из лекций профессора Павлова)" - BE, 1825, ч. 143, No 20, с. 258-267.

³³ "Труд" А. Ф. Мерзлякова - BE, 1825, ч. 141, No 12, с. 241-254.

³⁴ Долгорукая (Долгорукова) Варвара Сергеевна (урожд. кн. Гагарина, 1793-1833) - покровительница младшей сестры Кюхельбекера, Юлии; в начале 1830-х гг. Юлия была воспитательницей дочерей княгини Долгорукой и делилась с братом своими планами воспитания княжон; 10 августа 1831 г. он отвечал ей: "То, что ты мне пишешь о своих ученицах, меня очень заинтересовало; обнимаю тебя за твое желание обучить их родному языку. Ты глубоко права, что стыдно княжнам Долгоруким не говорить на своем языке!" - и советовал читать с ученицами стихи Жуковского, избранные стихи Пушкина, Батюшкова, Баратынского, Дельвига "и наших поэтов из альманахов", Крылова и сцены из "Горя от ума" (ЛН, т. 59, М., 1954, с. 410).

³⁵ "Восторг, дух божий" - произведения.

³⁶ ... спор Гофмана и Марселюса о Петрарке. - "Спор литераторов о стихотворениях Петрарки" - БЕ, 1826, ч, 148, No 16, с. 241-259; ч. 149, No 17, с. 3-12. Mapселлюс Мари-Лодуа-Жан-Андрс (1795-18R5) - французский эллиппет и дп-пломат.

³⁷ "Некоторые доводы против материалистов" - ВБ, 1826, ч. 146, No 8, с. 241--260. Статья подписана: С. Б. Сокращенная цитата - со с. 249.