Дневник (1831-1845).
1833 год. Страница 2

1 марта

Кончил четвертую песнь своей поэмы.

Повесть, переведенная с арабского, - "Юноша, верный своему слову" ³⁸ - напоминает анекдот о Дамоне и Пифиасе, но, по мнению моему, еще прекраснее. Другая, переведенная с арабского^аэ же Коноплевым, была мне и прежде известна, в ней заключается превосходная аллегория. Жаль только, что г. переводчик "избегал", как сам говорит, "частых повторений, составляющих красоту на арабском и персидском языках", но, по его мнению, "неприличных на отечественном". Еще более жаль, что он "в некоторых местах опустил метафоры и особенные обороты, свойственные арабскому языку и весьма затруднявшие его". Следовало бы передать подлинник Ахмеда-бен-Арабша без всякой перемены, без всякого умничанья; а в виде, в каком сообщает нам его г. Коноплев, позволительно думать, что много утратилось того, что Джонс, говоря об истории Тимур-Ленга, называет "Suavissima poeseos Asiaticae lumina". {"Сладчайший свет азиатской поэзии" (лат.).} Пустынный остров арабский поэт изображает истинно библейскими словами: "В нем не было ни зовущего, ни отвечающего". 

"Мечтатель",⁴⁰ переложенный с арабского перевода ТБидцаевых басен, приятель наш Альнаскар и близкий родственник Лафонтеновой "Молочницы"; на арабском он едва ли не еще забавнее, чем у Панкр. Сумарокова и Дмитриева.

Сегодня пришли мне довольно счастливые мысли для пятой песни. Полагаю начать ее, не отлагая в долгий ящик, в понедельник. Четвертая же чуть ли теперь не лучшая. 

Написал стихи на смерть Долгорукой.

НА СМЕРТЬ КНЯГИНИ ВАРВАРЫ СЕРГЕЕВНЫ ДОЛГОРУКОЙ⁴¹

Посвящено сестре моей Юлии

Кто мне скажет, кто откроет,
Как на землю вы сошли,
Вы, которых сердце ноет
Среди всех утех земли?

Ваших дум живого глада
Не насытит суета;
Не о тленном жажда ваша:
Пусть полна до края чаша,
Отвращаете уста.
Наши страсти, наши нужды,
Наше счастье не для вас;
Гости мира, миру чужды,
В мире вы единый час:
Только час, но час разлуки
С тем, к кому, подъемля руки,
Шлете стон, тоску сердец...
Или в области незримой
Помните свой дом родимый,
Милый дом, где ваш отец?
Не страны ли вы надзвездной,
Из отчизны ли духов?
Там ли над бессмертной бездной
Бренных солнцев и миров,

С серафимами играли?
Там ли пили чистый свет?
Что же вы в краю изгнанья?
Здесь, в обители страданья,
Здесь для вас желанья нет.
Вы денница тьмы телесной,
Вы в туманах тяжкой мглы
Луч эфирный, блеск чудесный,
Нам вы божий послы.
Песней над древами рая
Отзыв ваша жизнь земная;
Вам велел всевышний сам:
"Да прозрят слепые очи!
Укажите путь из ночи
Беззакония рабам!".
Стал слетать ваш рой послушный
С неба долу в нашу тьму;
Но наш мир, глухой и душный,
Вас не держит: вы к нему,

К богу правды и блаженства,
На раскованных крылах,
Совершив его веленье,
Восприемлете паренье,
Отрясая скорбь и прах.
В сонме их и та, с которой,
Плача, разлучилась ты!
Пусть была сирот подпорой,
Пусть спасеньем нищеты;
Свята память Долгорукой:
Но кому же, друг, не мукой
На чужбине бремя дней?
Здесь на миг все, что прекрасно;
Там все вечно, там все ясно:
Там она в семье своей. 

Сколько мыслей почитаем своими собственными, полагаем, что они родились в нас самих, а при точнейшем исследовании узнаем, что это - воспоминания, заимствования. Мысль об единосущности и нераздельности человеческой души, мысль, которую я изложил в своем предисловии к "Ричарду III", я совершенно считал своею и, признаюсь, несколько гордился ею. И что же? Эту самую мысль и в выражениях не в пример более резких (хотя и в другом приноровлении) на днях нашел я в Ансильоновом рассуждении "О беспристрастии историческом".⁴² Перевод в "Вестнике" на 1826 год и был мне доселе неизвестен; но я же читал подлинник, хотя и очень давно, лет 20 тому назад, и помню, что, несмотря на мою тогдашнюю молодость, почувствовал все превосходство этого творения. Вот как Ансильон выразил памятную мысль: "Номенклаторы, именующие себя философами, думают, что ничего нет проще для человека, как отделиться от части существа своего. Скажешь, слушая их, что душа есть некоторого рода вместилище орудий, из которых одни покоятся, между тем как другие употребляются в работу, или часы с курантами, которых валики можно вынимать и опять вкладывать по произволу. Но душа - едина...". Следует сравнение с господином и слугами, которое мне кажется не совершенно точным. Впрочем, Ансильон доказывает более участие, принимаемое сердцем в действиях и произведениях мыслящей силы; у меня же (в "Предисловии" к "Ричарду III") преимущественно дело идет об участии мыслящей силы в излияниях чувств сердечных и в картинах, какие пишет фантазия. Не могу не выписать еще другой превосходной мысли Ансильона, истину коей я вполне чувствовал и чувствую: "Выспренность ума состоит в том, чтобы, не слишком доверяясь уму своему, или, лучше сказать, не слишком держась собственных своих понятий (кажется, точнее было бы сказать: "не слишком упрямо держась того, в истине чего мы убеждены"), постигать, объяснять и извинять все другие понятия". 

Примечательный день: был у меня в первый раз молодой пастор; имя ему Савениус. Получил я от него Рейнгардовы "Проповеди". Таким образом, я в эти последние два года познакомлюсь с тремя лучшими, может быть, немецкими проповедниками: Дрезеке, Чирнером {О первых двух говорилось в утраченных тетрадях моего Дневника. В. К.} и Рейнгардом.⁴³

Рейнгард глубокий знаток сердца человеческого. В своей проповеди "Об обязанности быть честным в рассуждении самого себя" он проникает в самые сокровенные изгибы нашей души.

Кроме того, начал я 5-ю песнь своей поэмы. 

Из трех проповедей Рейнгарда, прочитанных мною сегодня, лучшая - "О пристрастии" ("Von der Parteilichkeiten im gemeinen Leben"). {"О пристрастиях в общественной жизни" (нем.].} Главное достоинство Рейнгарда - необыкновенная ясность в изложении. 

В письме Макарова к Воздвиженскому⁴⁴ замечателен анекдот об известном опричнике, потом изменнике и разбойнике Кудеяре: "Он увез дочь Тиуна Печорского. Отец собрал свою Печору (забеглую, кочевавшую в степях За-Пронских), настиг его на берегу Истьи и видел, как злодей с крутизны холма бросил свою добычу в воду. Ужас окаменил всех обиженных, а преступник между тем скрылся". Из этого надобно попытаться сделать балладу, а не роман, как советует Макаров. 

Рейнгард более говорит уму, нежели сердцу и воображению, или, лучше сказать, он более посредством ума действует на сердце, нежели помощью воображения; однако вот два изречения, которые поэтическою силою не уступают лучшим Чирнеровым:

1. "Каждая слеза, пролитая угнетенною добродетелью, свидетельствует нам, что мы бессмертны".

2. "Как не взирать с почтением на печального, когда он явно находится в руке божией?". 

Кончил том проповедей Рейнгарда, который получил от пастора. Прекрасно наставление: "В таких случаях, где не знаем, на что решиться, где голос совести невнятно предписывает нам путь, по которому идти, лучше выбрать то, что для нас менее выгодно; по крайней мере тогда предохраним себя от обольщения себялюбия". Это правило в проповеди "Uber die Verdrehungen der Gesetze Gottes, die unsere Neigungen sich erlauben". {"Об искажениях заповедей божьих, которыми мы оправдываем наши склонности" (нем.).}

Провел сегодняшний и вчерашний день деятельно: писал письма, а поутру сочинял: пятая песнь значительно подвинулась вперед. 

Целый почти день занимался своею поэмою, однако же успел прочесть прекрасную статью Пукевиля⁴⁵ "Обычаи, поверья и предрассудки нынешних греков". 

Сегодня после довольно значительного промежутка я опять занимался греческим языком.

Любопытна статейка самого Каченовского⁴⁶ в "Вестнике Европы": "О старинных названиях в России денег", особенно что он говорит о скоте, скотнице в смысле 24-й части гривны. Он это слово производит от шведского skatt, skott и отвергает мнение Карамзина, что монета получила название от скота в нынешнем смысле этого слова. Признаю сродство между шведским словом skatt, skott, итальянским scudi, варварским латинским skotus и нашим; но почему же не полагать, что народы западные заняли свое название монет у славян? 

Статья Среднего-Камашева "Взгляд на историю как науку"⁴⁷ статьи.

Был у меня пастор и оставил мне проповеди Розенмюллера.⁴⁸ 

[...] Читая переведенную Огинским из Гиллисовой "Истории" главу⁵⁰ о греческих поэтах, я вспомнил при характеристике и краткой биографии Архилоха комедию Шаховского "Аристофан".⁵¹ Хочется мне попытаться облечь в драматическую форму торжество и смерть Архилоха.⁵² План мой следующий. Славный и обесславленный поэт, потерявший щит свой в сражении, отомстивший Неовуле и Ликамбесу своими ужасными ямбами, превозносимый, но вместе гонимый и ненавидимый жителями Пароса и Фазоса, едва терпимый в Спарте, является в Олимпии, предшествуемый молвою. Греки в недоумении: не знают, допустить ли к состязанию человека, по их понятиям, обесчестившего себя малодушием? Терпандр, поэт, почти столь же великий, как и сам Архилох, употребляет все усилия, чтобы склонить эгеян, председательствующих на игрищах, в пользу соперника, успевает, но Архилох все портит насмешками. Терпандр не теряет надежды, возобновляет свои старания. Архилох допущен - и торжествует. Пристыженные соотечественники, увлеченные восторгом, падают к его ногам - он возвращен в отечество, осыпан честью, хвалами, благодарностию. Но все уже поздно: торжество было его лебединою песнею, - он падает и, вспоминая друга, чью смерть некогда оплакал, умирает в объятиях Терпандра. 

Нынешний день - день рождения матушки - я освятил окончанием 5-й песни своей поэмы и окончанием чтения 9-й книги "Илиады". За 6-ю песнь и за 10-ю книгу примусь уже после праздника. 

Странно, быть может, очень естественно, что у меня менее выписок из писателей превосходных, нежели из второстепенных. Так, напр., из проповедей Дрезеке, Чирнера, Рейнгарда я почти ничего не внес в дневник, а сегодня кое-что выпишу из Розенмюллера. Дабы поместить в своих отметках все, что у первых трех заслуживает замечания, мне бы должно было исключительно этим заняться и продержать каждый том по крайней мере неделю. У Розенмюллера нет ни их глубокого ума, ни блестящих дарований, ни увлекательного красноречия; но и у него много справедливого, а иногда даже и довольно такого, что показывает мыслителя, смотревшего на мир, на человека, на пути Провидения с возвышенной точки зрения. Так то в конце проповеди "Einige Beruhigungsgrunde bei der Wahrnehmung, dap Gott den bosen Menschen so viel Gewalt zu lassen scheint" {"Некоторые основы утешения при наблюдении, что бог якобы дает злым людям слишком много власти" (нем.).} он между прочим говорит: "Долготерпение божие к злодеям приносит и ту пользу, что утесняемые ими добрые самыми утеснениями упражняются в добре и ведутся к совершенству и блаженству высшему. Кротость, снисходительность, миролюбие, непамятозлобие, великодушие и к врагам и обидчикам - добродетели. Но возможно ли бы было обнаружить их, если бы нас никто не оскорблял, если бы все люди во всех отношениях исполняли наши ожидания?.. Наконец, в этом долготерпении и то благо, что оно заставляет нас обратить большее внимание на важную утешительную истину о воздаянии, ожидающем нас за пределами сей жизни, а тем самым усвояет небу чувства и помышления наши. Пусть бы все доброе получало здесь уже свою награду, а все злое здесь уже подвергалось заслуженной каре - что бы из того последовало? Мы бы ограничили все свои надежды настоящею жизнию, мы бы усумнились, можно ли ожидать другого какого возмездия, кроме временного, здешнего, за дела и благие, и порочные". 

Вчера я в первый раз ужинал без свечки. Пишу письма: два должны быть французские - ох! - но хорошо по крайней мере, что одно уже написано. 

Кончил письма: к Наталии и Эмилии Феодоровне и к младшей сестре. Последней посылаю стихи "Любовь",⁵³ основанные на 13-й главе Послания 1-го св. Павла к коринфянам. Эту главу я знал наизусть, но было забыл; теперь опять вытвердил.

Великая сила дана человеку:
Родится на миг, безоружен и слаб,
С рождения бури грозят его веку,
Он горя, болезней и тления раб;
Но мысль его, искра чудесная,
Блестит и во мраке земном;
Душа его гостья небесная:
Не вечно же прах ему дом.
По телу былинка - и что ж? дерзновенный,
Светила и солнцы кладет на весы
И слышит биение сердца вселенной,
Гармонию звезд, мировые часы.
Столетия жизни потоками
Поит вдохновенье певца.
Пред полными бога пророками
Покров упадет с их лица.
Так! Дивна же данная смертному сила,
Но сон его дни: и вождя, и царя,
И мудрого - всех ожидает могила;

Луна же со свода туманного
Сребрит вертограды земли,
И видит его бездыханного -
Заутра следа не нашли.
Пусть каждая мне покорится стихия,
И каждого племени знаю язык,
И скажут: "Он ангелу равный вития",
И всех превзойду моготою владык;
Пусть будут мне книгой открытою
Дела нерожденного дня;
Но бездной пожруся несытою,
Но гроб же поглотит меня!
Потребно единое в области света,
Куда, все покинув, душа воспарит:
Где будет она и нага, и раздета,
И явится богу, и что защитит?
Любовь! - Без любви оживляющей
Я только звенящий кимвал,
Тот звук, что под дланью играющей

Иной не щадит ни трудов, ни сокровищ
И служит убогому, жертвуя всем,
Бесстрашен и тверд, и летит на чудовищ,
В мучении пламени крепок и нем.
Когда обливается кровию,
Пусть мир превозносит его;
Но если влеком не любовию,
Пред господом он - ничего.
Хотя бы и верой владел чудотворной,
И молвил бы, силы божественной полн,
Горе, его грозному зову покорной:
"Повергнися в лоно бездонное волн!" -
Качая главою лесистою,
Пусть ринется в море - но сам,
Объят не любовию чистою,
Творца ли предстанет очам?
Обиды любовь, милосердуя, сносит,
Ей чужды и зависть, и гнев, и вражда,
Любовь подает и тому, кто не просит,

Не требует даже и правого,
Не хочет и злобному зла,
Не мыслит во веки лукавого,
Всегда как зерцало светла.
Скорбит о неправде, но в чистую радость
Священная, вечная истина ей;
Грехи покрывает, и горечь за сладость,
Врагов же готова считать за друзей.
Все ею приемлется с верою,
На чем только блага печать:
Наветам же тою же мерою
Любви невозможно воздать.
Как дым или спящего мужа мечтанья,
Как облака легкого быстрый полет,
Так пышность, и сила, и мудрость, и знанья
Все бренное в день роковой протечет.
Настанет одно совершенное,
Любовь воцарится одна;
Вожатый в жилище блаженное,

Тебе подобает единому слава,
О сын всемогущего, бездна любви,
Ты, коего вечны и власть и держава,
Распятый за нас! мне внемли: обнови
Любви воскрешающей пламенем
Остывшее сердце во мне!
Да буду не льдом и не каменем,
Да буду твоим в той стране. 

Прочел я в немецком переводе 15 первых глав пророка Иезекииля Он особенно отличается уподоблениями в действии: это дает ему особенную живость и силу; в возвышенности он уступает Исайе и Иеремии но ничуть в вдохновении. Восторг нигде не покидает его: самая темнота некоторых его картин служит доказательством, что этот восторг у него неподложный. 

Одно из неотъемлемых качеств верховного существа - высочайшая справедливость. Человек пал, т. е. нарушил заповедь, данную ему богом и тем самым подвергся тому наказанию, которое было ему возвещено в случае нарушения заповеди. Итак, это наказание непременно должно постигнуть его, если не уничтожится его грех. Самое моление грешник о помиловании, без предварительного уничтожения греха, есть, так сказать, новый грех; ибо что оно? - требование, чтоб всевышний стал не справедливым. Но грех можно уподобить долгу неуплатимому: сама долголетняя, совершенно праведная жизнь того, кто раз преступил закон господень (если бы такая жизнь и была даже возможна для нас, рабов страстей, плоти, искушения), - даже самая долголетняя, говорю, а моя праведная жизнь не могла бы уничтожить единожды сотворенной грех есть долг неуплатимый и бесконечный; стало быть, возмездие в него должно быть бесконечное же. Итак, всякий человек, кто бы он ни был, погиб без возврата. Между тем бог не только совершенно справедлив, но совершенно благ. Как же согласить с понятием об этой благости вместе с понятием о предведении и всемогуществе высочайшего существа - создание человека? Всеблагий, всезнающий, всемогущий создал существо свободное, но бренное, дал ему заповедь святую и необходимую, поставил его в мир, где окружают его искущения, где человек пал, конечно по своей воле, зная, чему подвергается, но пал же... Ужели бог создал это существо на страдание, в полной мере заслуженное, но противоречащее благости творца всемогущего, всеведца, который и до создания человека знал же, что человек падет и, следственно, погибнет? Не лучше ли бы было никогда не вызывать сына персти из ничтожества или по крайней мере поставить его в мир, где не было бы искушений, или хоть отнять у него свободу? Спрошу созданных: предпочтут ли ничтожество бытию? Их ответ: существование само по себе величайшее благодеяние божие. Спрошу самого себя: в мире, где не было бы искушений, могли ли бы существовать те высокие явления добродетели, самоотвержения, торжества духа над плотью, явления, коим удивляюсь в тех, которых Иисус называет солью земли, и предпочел ли бы сам я нашему миру - мир, где бы ничего этого не было? И что, наконец, человек без свободы? Так; но как же согласить все сии противоречия? Человек никогда и ни в каком случае не уплатит долга своего; никакое другое существо не может и не захочет уплатить его, ибо он бесконечен: а между тем бог справедлив, благ, всезнающ, всемогущ, и невозможно отнять у него ни одного из этих качеств, не уничтожая, так сказать, его божественности? Новый Ездра, ищу разрешения задачи; но пусть Уриил и для меня слетит с неба, я, подобно Ездре, все останусь в недоумении, если не приму разрешения единственного, возможного, какое представляет мне божественное учение спасителя. Вот в коротких словах содержание того, что я вчера слышал от пастора Савениуса, юного летами, но не мудростию. Беседу его я выразил своими словами, сократил многое, а местами кое-что вставил, что напоминает мне некоторые прежние собственные размышления; но основание и весь ход - его; многое мелькавшее в душе моей без связи и порядка и посему и темное, неудовлетворительное - вчерашний его разговор со мною мне объяснил и подкрепил для ума моего и сердца такими доводами, которые вместе и непреложны, и утешительны. 

В начале своего заточения я выучил наизусть несколько мест священного Писания, но потом позабыл. Хочу их постепенно возобновить в своей памяти: на прошедшей неделе вытвердил я начало 13-й главы 1-го Послания к коринфянам, а ныне 2-ю главу Иисуса, сына Сирахова.⁵⁴ 

Вчера и сегодня я прочел еще 24 главы пророка Иезекииля. Изложение его до чрезвычайности живописно: 14-ти первым стихам 37-й главы никогда не перестану удивляться;⁵⁵ они выше всего того, что встречается подобного у светских писателей: нескольких крупиц с трапезы Иезекиилевой довольно было, чтобы Шиллеров знаменитый разговор Франца Моора и старика Даниила превратить в богатое, роскошное пиршество для изумленного воображения. 

Сегодня - накануне светлого Христова воскресенья - я сподобился счастия приобщиться святых тайн. 

И для меня светлое Христово воскресенье нынешний год было радостным днем, прекрасным праздником! Душевное, тихое веселие послал мне мой спаситель: я чувствовал что-то детское, младенческое; любовался, как ребенок, яичками, лакомился, однако же, не чересчур, по крайней мере не чувствую отягощения желудка, и птичек своих я не забыл, бросил им корм, хотя немножко позже обыкновенного. Впрочем, и сегодня были для меня мгновения размышления важного, не смеющегося, однако же, благотоворного, вовсе не унылого. Если я об ином здесь не поминаю, о чем бы хотелось мне говорить, не холодность к благодеяниям божиим и тех, кого он избрал орудием своих благодеяний, не неблагодарность заставляют меня молчать.

Я принялся перечитывать свою поэму, хотел было читать ее как работу другого, не для замечаний, а просто чтобы провесть несколько часов за чтением, однако же скажу, что вторая песнь слабее прочих, а первая, по-видимому, лучшая.

Потом я еще прочел в Лютеровом переводе последние 12 глав "Деяний апостольских", которые начал еще вчера.

О Шпикеровой (Spiker) книге "Andachtsbuch", {"Молитвенник" (нем.).} ⁵⁶ которую оставил мне пастор, буду говорить подробнее. Здесь только скажу, что его размышление о воскресении господнем написано и прекрасным слогом, и прекрасным сердцем. 

У Шпикера столько прекрасных мыслей, собственных и заимствованных, что для выписки тех, которые меня особенно поразили, посвящу не полчаса перед ужином, а более.

Кроме того, читал я сегодня еще Скотта, а именно познакомился с его балладами. Балладе "The Gray Brother" {"Серый брат" ("Монах") (англ.).} подражал Одынец,⁵⁷ и, признаюсь, Одынца подражание ("Krol Boleslaw") {"Король Болеслав" (польск.).} мне чуть ли не более нравится самого подлинника. 

В Шпикеровой книге прочел я превосходную статью "Der Ehr ist im Leiden und Ungluck". {"Благо есть в страдании и несчастии" (нем.) 

Конечно, языки первобытные, каков, напр., наш славяно-русский, пользуются множеством преимуществ перед языками, составленными из обломков других. Но и последним предоставлены некоторые выгоды, которых лишены первые. Английские puns {каламбуры (англ.).} вроде тех, которыми добрый Догберри угощает своих слушателей (в "Much Ado About Nothing" {"Много шума из ничего" (англ.).}), невозможны на русском, а между тем крайне забавны. 

Устал, а главное что-то нездоровится - ломит грудь, болит плечо. 

На днях прочел я Скотта "The Search of the Happiness" {"Поиски счастья" (англ.).} (аллегорическую сказку) и "The Poacher" {"Браконьер" (англ.).} (характеристический отрывок). В обеих пиесах он заходит во владения, доброго Краббе, но в обеих далеко от него отстает. Вот что значит: приниматься не за свое!

Был в бане. Внес в тетрадь начало 6-й песни. 

Прекратился для меня "Вестник Европы": каков бы он ни был, а читал я его часто с удовольствием. Вместо него получил я 3-й том Далиновой "Шведской истории".⁵⁸ Предисловие автора к этому тому показывает, с каким варварством он должен был бороться. 

к концу; надеюсь добраться до последнего стиха еще на этой неделе. 

В "Вестнике" читал я толки о так называемых Корсунских воротах в Новегороде. Далин говорит, что эти ворота собственно назывались Сартунскими, т. е. Сигтунскими, и похищены русскими удальцами в соединении с чудью (эстами), карелою, ижорою и курляндскими латышами в 1188 году при набеге на Швецию, в которой они совершенно разорили Сигтуну, древнюю столицу Скандинавии. Царствовал тогда Канут, сын св. Эрика. 

Вот и два года с тех пор, как я покинул Д<инабург>, место, где я прожил три года и шесть месяцев. Такой продолжительной зимы, как ныне, я еще не запомню. По заливу еще ездят: снег идет, морозу нет, но довольно еще холодно. Дай бог, чтоб эта зима оказала благотворное действие на наше отечество и наконец истребила семена несчастной болезни, свирепствовавшей в России с лишком два года!⁵⁹ 

Выхваляющим старину я бы советовал прочесть с вниманием историю Европы так называемых средних веков. Волос поднимается дыбом, когда видишь, что, напр., делалось в Швеции при короле Биргере⁶⁰ в конце 13 и в начале 14 столетия. 

Начал эпилог к своей поэме, размером же выбрал для того октаву, - но не совершенно ту, которую у нас первый стал употреблять Жуковский, потому что в моей после первого станса следует стих мужеский. Я при том заметил, что успел отвыкнуть от пятистопов. 

Кончил эпилог. Прочел 3-й том "Истории" Далина, но должно еще сделать из него выписки.

В Шекспире удивительно соединение веселости и важности, смеха и скорби: в этом-то соединении, кажется, и должно искать главной отличительный признак юмора, и посему-то Шекспир, без сомнения, первый юморист, юморист, с которым ни один другой сравниться не может. Кроме "Taming of the Shrew", {"Укрощение строптивой" (англ.).} у него нет комедии, писанной для одного смеха: в каждой из прочих есть места патетические, а в "Much Ado Abou Nothing" решительно не знаешь, в чем поэт более достоин удивления, в смешных ли сценах или в тех, которые прямо хватают за сердце. 

Никак не понимаю, как я мог, когда тому два тода назад читал в Ревеле "Двух дворян веронских", отметить в дневнике, что это одна из слабых пиэс Шекспира. Помню, что прежде эта комедия была одна из тех, которые мне преимущественно нравились; и теперь прочел я три первых действия с несказанным удовольствием. Но в Ревеле у меня болели зубы, а Леонато в "Much Ado" {"Много шуму" (англ.).} говорит очень справедливо:

... there was never yet philosopher

{* ... еще не было философа, который бы мог перенести зубную боль терпеливо (англ.).}

Давно бы желалось выбрать для перевода комедию Шекспира: при всех множество затруднений другого рода, нежели какие попадаются в его трагедиях; последние побеждать я несколько уже привык, но те, что попадаются в комедиях, заставят хоть кого задуматься. Однако их в "The two gentlemen" {"Два дворянина" (англ.).} гораздо менее. 

И эпилог внесен уж в тетрадь, а все еще не смею сказать, что поэма моя совсем кончена: должно еще пересмотреть все шесть песней; кроме того, надобно же написать хоть небольшое лирическое введение.

"The two gentlemen of Verona" {"Два веронца" (англ.).} при нынешнем чтении мне так полюбились, что я почти решился перевести их.

Пишу письма. Получил же письма от старшей сестры и брата - 18-го числа, уже после ежедневной отметки в дневнике, а 19 числа забыл о том упомянуть. Это со мною случилось - кажется - в первый раз. 

Писал письма: к Юстине Карловне и брату вчера, а сегодня к Борису и Сашеньке, ее сегодня именины; я послал ей эпилог - подарок, правда, не слишком веселый, но другого ничего не было. 

Полгода, в которые я занимался копченною или почти конченною работою, прошли для меня так, что я и не приметил. Несмотря на некоторые, впрочем пустые, неприятности, несмотря на многое другое, что важнее этих неприятностей, я должен это время причислить к счастливым отделениям своей жизни: неизреченно милосердие божие; господь мой бог пропитал меня, как вдовицу сарептскую,⁶¹ горстию муки в водоносе и малою долею елея в чванце. И впредь возложу надежду на него: он и теперь не покинет меня; он и теперь пошлет уму и духу моему хлеб насущный. 

Сегодня я в первый раз прохаживался по плацформе не в шинели; но лед все еще стоит. 

Вот и два года, как пишу свой дневник!

"Илиады" - я ее читал очень лениво.

Несносна для меня в историке склонность верить клеветам. О некоторых злодеяниях, каково, напр., сыноубийство, бытописатель, по моему мнению, и намекать бы не должен, если они не доказаны. Маргарита,⁶² впрочем, и не имела никакой надобности решиться на такое ужасное преступление против всех законов природы. Но она была угнетательницею Швеции? Быть может (хотя я и это не совсем вижу, - по крайней мере она не безумствовала так, как Альберт, Магнус, Эриксон, Биргер, Вальдемар Биргензон); но если бы она и была угнетательницею Швеции, все же швед Далин не вправе о сей истинно великой женщине разглашать гнусные и нелепые басни, не вправе и отмалчиваться и говорить, что не берет на себя решения, справдливы ли эти басни или нет. Или не говори о них ни слова, или опровергни их, потому что они марают человечество. Впрочем, кажется, вся вина Маргариты перед Далином состоит единственно в том, что в силу ее Кальмарского договора Швеция заняла первое место в союзе трех северных держав. 

Бился сегодня целое утро над переправкою 2-й песни: она у меня самая слабая, и завтра еще придется позаняться ею. Не знаю, удастся ли мне до 1-го числа кончить пересмотр всех шести песней и сочинить введение. 

Сегодня не занимался я переправкою, а сочинил небольшое введение в вольных стихах. 

Третьею песнею я гораздо более доволен, нежели второю. 

Четвертая песнь моей поэмы лучше второй, но написана, особенно под конец, чрезвычайно небрежно; сделал я некоторые довольно удачные поправки, однако много еще остается, что непременно должно переработать. 

Порядок моей жизни нарушен: нездоров, пользуюсь латинскою кухнею. 

Пытался переложить немецкие стихи, выписанные мною из Шпикера 10 апреля, но еще не успел. Все еще нездоровится; вчера вечером и сегодня поутру было хорошо, а теперь болит крепко бок. 

Необыкновенное сходство между Густавом Вазою ⁶³ и нашим Петром Великим.

Удалось мне хоть несколько выправить 4-ю песнь: теперь она получше, чем была; а все еще - я наперед уверен - найдется в ней кое-что, что нужно будет переменить. 

И пятая песнь очень еще неисправна: до сих пор я был доволен только первою и третьего; все выправить так, чтобы уж не нужны были перемены, теперь еще не надеюсь - по крайней мере хочу быть правым перед поэтическою своею совестию. 

Если считать с 5-го ноября, так я ровно полгода занимался этою поэмою. Пусть теперь полежит она по крайней мере год. Завтра примусь опять за Гомера, а прочитав 11 и 12 книги "Илиады" - за выправку "Семи спящих отроков". Кончил сегодня и 3-й том Далиновой "Истории". Здоровье мое лучше. 

Читаю "Midsummer Night's Dream". {"Сон в летнюю ночь" (англ.).}

Был у меня пастор и оставил мне часть Рейнгардовых проповедей. 

Сегодня открыли у меня окно: это у меня в году составляет достопримечательную эпоху. Теперь хочу сесть к окну и напиться чистого, свежего воздуху. 

В нашем семействе большие перемены: Юстина Карловна уезжает в Закуп, а младшая сестра моя в Италию с графинею Полье.⁶⁴ Это известие для меня так важно, что письмо Дмитрия из Копенгагена, которое во всяком другом случае было бы для меня достопримечательным происшествием, совершенно, так сказать, исчезает в сравнении с ним. Мои предположения были совершенно другие: но когда же сбывались мои предположения? все в воле божией! Верю, что он, отец сирот и вдовиц, не оставит моей родимой! Но тяжко думать, что она теперь вовсе без детей. 

Заволокло душу. Надобно приняться за что-нибудь, чтобы разогнать облака. К несчастью, ни к чему нет охоты: и письма-то, которые должно писать мне завтра, пугают меня: боюсь написать непутное. Сестре отвечал я уже вчера: но почти желаю, чтоб она не получила моего ответа. 

Пишу письма.

Очень справедливо говорит Рейнгард о людях, которых все мысли и желания ограничиваются здешним миром: "Самое их мнимое благочестие не что иное, как род торгу, помощию коего надеются приобрести благословение божие своим житейским занятиям и ремеслам". 

Писал к матушке, к брату, к старшему племяннику и к младшей племяннице.

Мое здоровье, благодаря господа, кажется, совсем поправилось. Про чел я несколько проповедей Рейнгарда. Последняя: "Об обязанности сообщать друг другу испытанные благодеяния божия промысла" - стоит того, чтоб я ее, как должно, размыслил. Давно уже чувствую обязанность сию, особенно в рассуждении детей сестры моей, но слишком мало и худо по сих пор за нее принимался. 

Сегодня была первая гроза: а что слышал я в апреле - было, вероятно не гроза, - кажется, что тогда чуть ли не трескался на море лед. 

⁶⁵ вроде Шиллеровой "Der Handschuh": {"Перчатка" (нем.).} в 1594 году при короновании короля Сигизмунда было в Упсале рыцарское ристалище, на котором шведка, переодетая в мужское платье, сбила с седла поляка, вызывавшего всех с ним сразиться; потом она сняла шлем и распустила свои длинные волосы.

Не знал я, что Тихон Браге⁶⁶ потерял нос на поединке в Ростоке с датским дворянином Мандеруном Парсбергом. 

Поутру плачет человек,
А в вечер в радости смеется.⁶⁷

Сегодня я испытал всю истину этих стихов: мне до самого обеда и часа два и после обеда было очень грустно; мне даже вспал на ум вопрос такой, которого бы после стольких опытов и размышлений от самого себя не ожидал, - да простит мне его мой милосердый отец небесный! - Что же? Прочел я четыре повести Пушкина⁶⁸ (пятую оставлю pour la bonne bouche {на закуску (франц.).} на завтрашний день) - и, читая последнюю, уже мог от доброго сердца смеяться. Желал бы я, чтоб об этом узнал когда-нибудь мой товарищ; ему, верно, было бы приятно слышать, что произведения его игривого воображения иногда рассеивали хандру его несчастного друга. 

Недостает в моем дневнике почти целой недели. 

Примечания:

³⁸ Повесть, переведенная с арабского, - "Юноша, верный своему слову" - BE, 1826, No 18, с. 134-141.... анекдот о Дамоне и Пифиасе заложником своего друга Дамона. По непредвиденным обстоятельствам Финтиас задержался, Дамон уже был отведен на место казни, но в это время прибежал запыхавшийся Финтиас. Правитель Дионисий II простил его из уважения к столь верной дружбе и попросил разрешения быть третьим другом в этом союзе, на что согласия не получил.

³⁹ Другая, переведенная с арабского... - Повесть в переводе Н. Коноплева "Приключения одного невольника" - BE, 1826, No 19-20, с. 256-272. Ахмед-бен-Арабша (Ибн-Арабшах, 1392-1450) - арабский прозаик, автор "Истории Тимура". Джонс Вильям (1746-1794) - английский ориенталист, индолог. Арабские повести в BE были взяты из хрестоматии, изданной в 1823 г. профессором Фрейтагом. Кюхельбекер цитирует подстрочные примечания переводчика.

⁴⁰ "Мечтатель", повесть, переведенная с арабского - BE, 1826, ч. 149, No 17. с. 69-70. Бидпаевы басни - собрание восточных басен и рассказов, приписываемое собирателю Бидпаю (IV-V вв. н. э.). Алънаскар - герой сказки французского ггоэта Бартелеми Эмбера "Альнаскар". Лафонтенова Молочница - героиня басни Лафонтена "Молочница и кувшин молока". Панкратий Платонович Сумароков (1765-1814) -поэт, баснописец, издатель и переводчик. Кюхельбекер имеет в виду его басню "Альнаскар", а также сказку в стихах Ивана Ивановича Дмитриева (1760-1837) "Воздушные замки".

⁴¹ На смерть княгини Варвары Сергеевны Долгорукой.

⁴² Эту самую мысль... нашел я в Ансильоновом рассуждении "О беспристрастии историческом". - "Размышления о беспристрастии историческом" Ф. Ансильона в переводе В. Млце... (В. М. Мальцева?) - BE, 1826, ч. 146, No 5, с. 3-31. "Номенклаторы, именующие себя философами..." - сокращенный пересказ цитаты со с. 18-19. "Выспренность ума состоит в том..." - цитата со с. 16.

⁴³ ...познакомлюсь с тремя лучшими, может быть, немецкими проповедниками: Дрезеке, Чирнером и Рейнгардом. - О Дрезеке и Чирнере г., - отзывы о нем были в несохранившейся начальной части дневника. Рейнеард Франц Фолькмар (1763-1812) - протестантский богослов и проповедник, профессор в Виттенберге.

⁴⁴ В письме Макарова к Воздвиженскому... - Письмо М. Н. Макарова (1785-1847) "Почтенному рязанскому археологу Д. Т. Воздвиженскому" - BE, 1827, ч. 155, No 17, с. 3-21. Сюжет об опричнике Ивана Грозного Кудеяре лег в основу баллады В. К. Кюхельбекера "Кудеяр".

⁴⁵ ...Статья французского путешественника и литератора Франсуа-Шарля Пукевиля (1770-1838) "Обычаи, поверья и предрассудки нынешних греков" - BE, 1827, ч. 152, No 5, с. 51-68, No 8, с. 290-298; ч. 153, No 9, с. 60-65.

⁴⁶ ...статейка... Каченовского... - "О старинных названиях в России денег металлических в смысле ходячей монеты" М. Т. Каченовского - BE, 1827, ч. 154, No 14 с. 122-125, No 15, с. 200-210, No 16, с. 273-275; ч. 155, No 18, с. 108-117, No 20. с. 272-280; ч. 156, No 21. с. 36-42, No 22, с. 117-129, No 24, с. 247--264.

⁴⁷ "Взгляд на историю как науку"... - BE, 1827, т. 151, No 4, с. 241-256; ч. 155, No 19, с. 193-217, No 20, с. 257-272; ч. 156, No 21, с. 3-19. No 22, с. 81-101. Средний - Камашев Иван Николаевич - русский ученый, историк.

⁴⁸ Розенмюллер Иоганн Георг (1736-1815) - немецкий протестантский богослов и проповедник.

⁴⁹ Запись от 19 марта 1833 г. восстановлена по статье Ю. Н. Тынянова "В К Кюхельбекер" - Лит. современник, 1938, No 10, с. 211 и комментариям в кн.: [Соч.], т. 2. Л., 1939, с. 481.

⁵⁰ ...переведенную Огинским из Гиллисовой "Истории" главу... - Гиллис Джон (1747-1837) - английский филолог и историк, автор "Истории Греции" в 5-ти т. (1786). Главы из нее -BE, 1827, ч. 155, No 18, с. 81-100, No 19, с. 161-184, No 20, с. 241-257.

⁵¹ ...комедию Шаховского "Аристофан". "Аристофан" написана и поставлена в 1825 г.

⁵² Хочется мне... облечь в драматическую форму торжество и смерть Архилоха. - Архилох - древнегреческий поэт второй половины VII в. до н. э. Время пачала работы Кюхельбекера над драмой "Архилох" неизвестно. Закончена она не была. В последние годы жизни, начиная с 29 марта 1845 г., поэт будет по памяти восстанавливать утраченный текст, записывая и диктуя его в дневник.

⁵³ Стихи "Любовь". - Ранняя редакция стихотворения; под No 12 вписано в тетрадь "Духовные стихотворения", цикл В - "Подражания и переложения других мест священного Писания".

⁵⁴ ...- В гл. 13 апостол Павел утверждает великую силу любви, которая выше, чем дар пророчества, познание, вера и пр. Любовь помогает быть долготерпеливым, милосердым, не завидовать, не превозноситься, не гордиться, не бесчинствовать. Вторая глава Книги премудрости Иисуса, сына Сирахова - завет отца сыну: все, что ни приключится с ним, принимать охотно и в превратностях унижения быть долготерпеливым, потому что золото испытывается в огне, а люди, угодные богу, - в горниле уничижения. "Горе вам, потерявшие терпение! что будете вы делать, когда господь посетит?" - подобные фразы Иисуса узник Кюхельбекер явно приноравливал к своей судьбе.

⁵⁵ ...14-ти первым стихам 37-й главы никогда не перестану удивляться... - Начало 37-й главы Книги пророка Иезекииля - рассказ о чуде оживления богом сухих человеческих костей, что было символом судьбы дома Израилева после наказания за грехи. Кюхельбекер сопоставляет эту сцену со сценой из 5-го действия драмы Шиллера "Разбойники".

⁵⁶ О Шпикеровой книге "Andachtsbuch"...- Шпикер Христиан Вильгельм (1780-1858) - немецкий поэт и духовный писатель. Кюхельбекер читал его книгу "Andachtsbuch fur die gebildete Christen" ("Книга молитв для образованного христианина").

⁵⁷ Одынец

⁵⁸ ... получил я 3-й том Далиновой "Шведской истории". - О Далине и его "Истории Шведского государства" см. примеч. 98 к записям 1832 г. 3-й том - точнее, ч. 3, т. 1, кн. 1 и 2 и т. 2, кн. 1, 2 и 3 - СПб., 1807.

⁵⁹ ...семена несчастной болезни, свирепствовавшей в России с лишком два года! - Эпидемия холеры, которой была охвачена Россия в 1831-1832 гг.

⁶⁰ ...- О короле Биргере О. Далин рассказывает в ч. 3, т. I, кн. I "Истории Шведского государства".

⁶¹ ...как вдовицу сарептскую... - О бедной вдове сарептской, которой бог послал неиссякаемые и не кончающиеся масло в кувшине и муку в кадке за то, что она поделилась последним с пророком Илией, рассказывается в Третьей книге Царств, гл. 17, ст. 10-16.

⁶² Маргарита стала королевой Дании и Норвегии, а в 1398 г., после победы над шведским королем Альбрехтом и подписания Кальмарского договора, - и королевой Швеции. О ней рассказывает О. Далин в ч. 3, т. 1, кн. 1 "Истории Шведского государства".

⁶³ Густав Ваза - Густав I (1496-1560), шведский король-реформатор, основатель шведской королевской династии (1523). О нем рассказывает О. Далин в ч. 3, т. 2, кн. I, гл. 2-8 "Истории Шведского государства".

⁶⁴ ...уезжает... младшая сестра моя в Италию с графинею Полъе. - Юлия Карловна Кюхельбекер в июне 1833 г. отправилась в заграничное путешествие в качестве компаньонки графини Варвары Петровны Полье, княгини ди Бутера, урожд. кн. Шаховской (1796-1870). Путешествие продолжалось до октября 1834 г.; дамы посетили Италию, Сицилию, остров Мальту и пр. 19 октября 1834 г. Кюхельбекер в письме к племяннице Наталье выражал радость по поводу достойного положения сестры: "Признаться, и мне отрадно, что сестра теперь не в тех отношениях, в каких была в долгоруковском доме. Как бы то ни было, а быть воспитательницею, надзирательницею - тяжкое бремя" (Декабристы и их время. М., 1951, с. 49).

⁶⁵ - Эпизод из "Истории Шведского государства" О. Далина, ч. 3, т. 2, кн. I, гл. 16, с. 398.

⁶⁶ Тихон Браге - шведский дворянин XVI столетия; эпизод из ч. 3, т. 2, кн. 3 "Истории Шведского государства" О. Далина.

⁶⁷ Поутру плачет человек, А в вечер в радости смеется. "Из шелку и мочал шнур нашей жизни вьется; Кто плакал поутру, тот к вечеру смеется", написанное им во время заключения в Петропавловской крепости (1826).

⁶⁸ ... четыре повести Пушкина... - Из книги "Повести покойного Ивана Петровича Белкина", изданные А. П. СПб., 1831.