Давид.
III. Книга "Афесдаммин"

III
КНИГА "АФЕСДАММИН"

При бледном свете западной Авроры
Достигнул путник высоты крутой,
К которой устремлял из дола взоры;
Цветущий луг оставил за собой,
Покинул злачные холмы и горы,
Эдем роскошный, созданный весной;
Стал и глядит с вершины безотрадной...
Лежит пред ним седая глубина,

Подернутая мглой густой и смрадной;
Туманы подымаются со дна;
Горе их возвевает ветер хладный,
Но не расторгнется им пелена,-
Так я стою на жизненной вершине,
Так вижу пред собой могильный мрак;
К нему, к нему мне близиться отныне,
Пока мне не предстанет смерти зрак,
Не поглощусь в отверстой всем пучине,
Не скроюсь, как полуночный призрак.
¹
При жизни злобой яростных врагов
В чужбину из отечества изгнанный,
По смерти удивление веков,
Нетленных лавров ветвями венчанный
Творец неувядаемых стихов!
И ты шагнул за жизни половину,
Тяжелый полдень над тобой горел;
Когда, в земную ниспустясь средину,
Ты царство плача страшное узрел,
Рыданий, слез и скрежета долину,
Лишенный упования предел. . .
Не силою чудесной дарованья -
Злосчастием равняюсь я с тобой.
Но смолкните, бесплодные стенанья!
Да преклонюсь смиренною главой
Под быстрые, земные испытанья,
Мне данные всевышнего рукой!
Ужели милость бога позабуду?
Ужели не был в жизни счастлив я?

Он, моего создатель бытия,
Он охранял меня всегда и всюду;
И юность улыбалась и моя!
Еще младенец, пил я вдохновенье;
Умру, но, может быть, умру не весь;
Печальный, горький жребий - заточенье,
Но, счастливый дитя, пою и здесь;
Есть надо мной и ныне провиденье:
Почто же, слабый, унываю днесь?
Игрою вещих струн сын Иессеев
Не долго услаждал Саулов слух;
Не долго усмирял царя евреев
Свирепой скорбию теснимый дух:
Война! На брег ли ступит рать злодеев -
От жажды их поток мгновенно сух;
Пред ними красное подобье рая,
Но вторглись, вознесли кровавый меч,-
За ними степь простерлася глухая;
Восходит к небу средь убийств и сеч

Прошли - замолкнула живая речь.
Как язва, как пожар, как наводненье
Или колеблющий природу трус,
Опустошал Исраиля владенье
Царь Гефа, бурный, дерзостный Анхус;
Пред грозным - страх, за ним - оцепененье!
Так некогда, любимец славы, рус,
И на тебя обрушилося море
Неистовых, бесчисленных врагов;
Земля твоя вопила: горе! горе! -
Но воскипела кровь твоих сынов,
И се летят с веселием во взоре,
Вселенна ждет; сразились - нет врагов.
Саул с утеса вострубил трубою:
На звучный глас, на дикий зов войны,
Копье хватая жилистой рукою,
Воспрянули от лона тишины,
Взвились, шумящей понеслись толпою
Исраиля могущие сыны.

Воздвигся ярый мечебоец Дан,
Ефрем борцов сзывает дерзновенных,
Взроился шумный Галаадов стан,
Грядет Асир с пределов отдаленных,
На битву мчится Гад, как хищный вран!
Спустился Симеон с горы в долину,
Покинул челн прибрежный Завулон,
Вручили жезл начальства Веньямину;
Сошлися, притекли со всех сторон.
Иуда же всю наводнил равнину,
Всех братьев силой превосходит он. -
А юноша узрел отчизну снова.
Он вновь среди своих любезных гор,
Он вновь вступил под сень родного крова;
Вновь видит сердцу незабвенный бор,
И жадным зрением лица отцова
Роскошствует Давидов светлый взор.
Он бродит, сладостной тоской влекомый,
Лежит на нем блаженство, как недуг;

Он каждый злачный посещает луг:
Счастливцу все - утесы, стены, домы,
Все, самый воздух - возвращенный друг!
Но мне не счастия писать картину,
Не радость, не смеющийся покой!
Покрытую шатрами зрю долину,
Шатры иные на горе крутой;
Зовет меня в юдоль Афесдаммину!²
Мечи звучат, несется бранный вой!
Из тьмы веков, из алчных уст забвенья
Мой стих вождей исторгнет имена.
Восстаньте же на голос песнопенья,
Воздвигнетесь от гробового сна,
Вы, мужи силы, князи ополченья,
Будь память ваша мощна и славна!..
... Вас в помощь я зову, певцы сражений,
Вергилий, Ариост, Боярдо, Тасс;
Отец Гомер, неистощимый гений,
Чей сладостный, высокий, чистый глас

Певцы славян, или забуду вас?
Тебя, российского создатель Слова,
Великий сын полуночи седой;
Тебя, могущий, смелый бард Орлова,
Тебя, Державин, честь земли родной!
Его забуду ли, певца Петрова,
Забытого пристрастною толпой?
Бодрись, Шихматов! ждут тебя потомки;
Тебя почтит веков правдивый суд;
Преклонят внуки слух на глас твой громкий;
Увенчан будет лаврами твой труд,
А памятники ложной славы ломки,
Как созданный скудельником сосуд...
Певцы! даруйте звучность и паренье,
И мощь, и быстроту стихам моим:
И возвещу кровавое смятенье,
Твою свирепость, ярый филистим,
Евреев вопль и дивное спасенье,
От господа ниспосланное им!..

Который, воздымая звучный рев,
Наполня громким грохотом вертепы.
Кипит, валит обломки скал и древ,
Клокочет, рвет препоны и заклепы,
Летит и падает в бездонный зев, -
Но океан, до облак восходящий
Безбрежным гневом скачущих зыбей.
Трубою страшного суда гремящий,
Несытый пожиратель кораблей -
Бой новый, с воплем бешенства летящий
По грудам тел Иаковлих детей!
Вотще Халев, Иоанафан, Ванея,
Вотще мужей властитель Авенир
Зовут, бодрят бегущего еврея:
Он покидает алчной брани пир;
Бежит, но не спасется, цепенея,
От маха грозных Хамовых секир.
Свирепый гнев тогда схватил Саула;
Тяжелое колебля копие,

"Отныне срам наследие мое!
Увы! Исраиль, мощь твоя заснула;
Но вероломство накажу твое!"
И мчится он, страшнее филистима,
Каратель грозный бледных беглецов,
И рать, неистовым вождем гонима,
Вновь хлынула на дерзостных врагов;
Но царь вонзил железо в Людиима
И гнусный труп метнул до облаков.
И вот лицо к лицу с Ионафаном
Сошелся Хус: но, преклоняя меч;

"Делами славен ты и славен саном! -
Так обратил герой к герою речь. -
Тебя давно ищу я в поле бранном,
Тебя ищу среди кровавых сеч.
Тебя ли встретил ныне. . . Час блаженный!
О сын Саула! Я прославлюсь днесь;
Воитель, средь евреев вознесенный!
Могущий витязь, силу Хуса взвесь:

Один из нас падет без жизни здесь!"
Так Хус вещал... И с быстротой чудесной,
Как ярый вихорь, сжатый между гор,
Свистящий, воющий в юдоли тесной,
Как вод, гонимых бурею, напор,
Как в ночь ненастную перун небесный,
Слепящий блеском устрашенный взор, -
Так, славы пламенной алчбой объятый,
Нагрянул, вмиг и здесь, и тут, и там,
Вращая быстрый меч рукой крылатой,
На внука Киса твой потомок, Хам!
Разит то твердый щит, то шлем косматый:
Не слабым следовать за ним очам!
Чудесная, единственная встреча
Двух равных силой, доблестных бойцов
Сзывает зрителей сблизи, сдалеча,
Влечет с противных воинства концов;
И се, холмом хребет свой обеспеча,
Придал к земле муж славный меж стрельцов,

В парении надоблачном орла;
Он ждет, - но не дивится праздный бою,
Нет! взором ищет Хусова чела,
И вдруг за свистнувшею тетивою
Завыла меткая его стрела!
Стрелу отвеял ветер; ниже рама,
На гибель Хусову окрылена
Неотразимым луком Элисама,
В десной сосец вонзилася она.
"Кто ты? [Гнуснее, чем грабитель храма],
Нет, не отвагой грудь твоя полна", -
Саулов сын воскликнул, раздраженный.
Но гневных слов воитель не скончал:
Глубокой язвой прежде пораженный
(Пылающий ее не ощущал),
Незапно хладным мраком покровенный,
Колеблется и возле Хуса пал;
Жестокой жаждой мщения боримы,
Вождя подъемлют с воплем на щиты,

На грозные, седые высоты.
Но что?Ионафан неустрашимый!
Какой судьбою был постигнут ты?
От ярости противников безмерной
Тебя, сражаясь, отстоял Эман,
Оруженосец доблестный и верный;
Сквозь пожираемый пожаром стан
Изнес тебя, сокрыл во тьме пещерной,
Сам пал и умер от несчетных ран. . .

ВСТРЕЧА ДАЛИДЫ И АМИНАДАВА

Воителей жестоких и надменных,
Ниспавших на Исраиль с высоты,
Не много здравых, целых и спасенных.
Далида, дева битв! едва и ты
Избегла рук евреев разъяренных
Под ризой распростертой темноты.
Аминадав,Саулов сын могущий,
Настиг тебя и, вознеся булат:
"Стой, филистим, беглец быстротекущий!
" -
Но шлем твой пал, он видит лик цветущий:
Окован, удивлением объят!
"Рази, еврей! - вещает дева брани. -
Нет, нашего стыда не преживу!
Жду смерти, как отрадной, сладкой дани;
Ее, как избавителя, зову.
Сама я под навес враждебной длани
Склоняю, радостна, свою главу!" -
Но витязь страстные подъемлет очи
К очам прелестным девы молодой;
Забыто все: мятеж ужасной ночи,
Погибших стоны, кровожадный бой,
За братьев месть, суровый образ отчий,-
Все, - он живет, он дышит в ней одной!
"О дева! ты свежее роз Сарона,
Кропимых чистой влагою росы,
Стройнее пальмы гордых рощ Эрмона,
Светлее звезд полуночных красы,
Твой голос соловья нежнее стона

Сойди с коня, волшебница младая!
Царица! властвуй над моей душой;
Безбрежною любовию сгорая,
Счастливец, я невольник буду твой;
Вокруг тебя дыханье веет рая:
Пленен я, очарован я тобой!"-
Так говорит воитель исступленный;
Она ему внимает - и молчит.
Вдруг острыми бодцами окрыленный,
Содрогся конь и как перун летит:
Исчезла дева, как призрак мгновенный;
Вослед он смотрит, он тоской убит!
И се чудесный муж, седой и строгий,
Предстал незапно юноши очам:
"Почто стоишь? почто коснеют ноги?
Почто не мчишься по ее следам?
Зовут тебя ее златые боги!
Спеши! к господним отложись врагам!
Не медли: ты Саулово рожденье,

Отвергнул бог все ваше поколенье;
Не обратит вовеки к вам лица:
Его судеб услышь определенье,
Внемли глаголу гневного творца!
Бог предал в грешную твою десницу,
Надежду гордых Хамовых детей,
Евреев бич, друзей твоих убийцу;
Но ты не опустил руки твоей,
Ты пощадил рыкающую львицу:
Бог предает тебя на жертву ей!
Холмы Гельвуи! вас ли вижу ныне?
Ответствуйте: кто витязь сей младой?
Как кедр, он высился в своей гордыне!
Но пал, пожатый женскою рукой!
Не ветер, слышу, воющий в пустыне,
Исраиля несется плач и вой!"
Умолк. Но воин томными очами,
Как ото сна испугом пробужден,
Над долом, над утесом, над шатрами

Светило дня восходит за скалами;
Он идет в стан уныл и возмущен.

Очищен стан от пришлецов строптивых;
Огонь чудесно сам собой потух:
Восходит глас молитв благочестивых,
Младых евреев ликовствует дух,
Гул песней их, согласных и счастливых,
Живит и напояет жадный слух.
Саул в шатре, в главах Ионафана:
Воскормленный концом копья боец
Сложил величье и суровость сана,
Сложил и шлем, и грозный свой венец,
Ему нанесена любимца рана;
Не победитель он, он весь отец.
Он только сына чувствует страданье:
Сидит во тьме над отроком своим,
Сидит; хранит тяжелое молчанье,
То страхом, то надеждою борим,
Считает каждое его дыханье,

В противном стане ужас и смятенье:
Воздвигнуться и обратить хребет
Готово филистимов ополченье,
И под Анхусов сумрачный намет
(Обуревает их недоуменье)
Стеклися воеводы на совет.
Вдруг раздались восторженные гласы;
Не престает все войско восклицать:
Как в летний день под быстрым ветром класы,
Так возроилась радостная рать!
Адер, царев советник сребровласый,
Вступил в шатер и начал так вещать:
"Анхус и вы, князья и воеводы!
Отриньте тяготу печальных дум.
Бывает ведро после непогоды;
Восстаньте, проясните скорбный ум!
Грядут от Гефа новые народы...
Встречающих вы слышите ли шум?
Их вождь подобится сынам Энака,³

Которые в глухую бездну мрака,
Огромные, на вечный сон легли;
Муж грозный, страшного лица и зрака!
Две тьмы за исполином притекли".
- "Друзья! - властитель прервал речь Адера. -
Друзья, насытить поспешите взор:
Страшилищу шесть локтей с пядью мера;
Власы его - густой, заглохший бор,
Врата градские - щит, шелом - пещера,
Глас - гром, ревущий средь дрожащих гор!"
Веселием лицо вождей суровых,
Веселием их сердце процвело;
Встают, текут из-под завес шелковых,
Возносят гордо ясное чело;
Ведут беседу о сраженьях новых,
Готовят новое евреям зло.
Уже никто не помнит пораженья,
Всех упояет будущий успех;
На бога сыплют грешники хуленья,

Все требуют, все жаждут нападенья:
Исполнило слепое буйство всех.
Но Фуд, вперяя в Голиафа взоры,
Шепнул Анхусу: "Светлый властелин!
В чужбине без довольства, без опоры
Мы гибнем меж утесов и стремнин;
Намокли нашей кровью дол и горы, -
Да прекратит войну удар один! -
Пусть Голиаф, оружьем покровенный,
Блестящий в злате солнечных лучей,
Сойдет во стан Саулов устрашенный
И так речет: "Найдется ли еврей,
Найдется ли меж вами дерзновенный
Изведать тяготу десницы сей?
Померимся! - и, если одолеет,
Покорствуя велению судьбы,
Никто противустать вам не посмеет,
И будем вам всегдашние рабы;
Но если предо мной не уцелеет,
"
Оставят ли наш вызов без ответа -
Мы победили: тот уж поражен,
Чья кровь огнем отваги не согрета,
Кто может быть угрозой устрашен;
Впадут ли в сети нашего навета -
Уже заране, мыслю, бой решен!"...

... Доселе я, могущие терцины!⁴
На ваших звучных прилетел крылах.
Разнообразно-быстрые картины
Живописалися в моих очах:
В мечтах я почерпал цельбу кручины,
Веселье даже обретал в мечтах.
Не погасай во мне до совершенья,
Небесный, чистый пламень вдохновенья!

Пусть моего земного бытия
Оставлю некий памятник в грядущем!
Пусть оживу в потомстве дальнем я.
Восстав от гроба, в образе цветущем!
Всплыви, не погружайся, песнь моя,

Которого огромный, вечный шум
Глотает отзыв дел, и слов, и дум.

Тогда, сойдя к брегам реки молчанья,
К тебе приближусь робко, дивный Тасс!
Услышу мудрые твои вещанья,
Услышу твой сладчайший меда глас.
На тех брегах, исполнен трепетанья,
Поэты всех веков, увижу вас,
Сыны разноязычных поколений,
Но всех вас обессмертил тот же Гений!

На локоть опершись, среди цветов,
Не угрожаемых зимою хладной,
Гомер, священный праотец певцов,
Улыбкой озаряяся отрадной,
На сладость Ариостовых стихов
Склоняет слух внимательный и жадный;
Близ них стоит величествен, один,
Прославивший Каялу славянин. ⁵

Но Дант и Байрон, чада грозной славы,

Обители безмолвия - дубравы
Беседуют о горестях земных;
Мечтою шествуют вослед отравы,
Отравы, изливающей в живых
Весь холод тления, весь ужас гроба;
Главу склоняют, - умолкают оба.

Среди роскошных вас узрю равнин,
Вас, чистые и сходные светила,
Софокл, Вергилий, Еврипид, Расин!
Но близ Аристофана, близ Эсхила
Предстанет мне чудесный исполин:
Тебе подобен он, певец Ахилла!
Едва ли не достиг той высоты,
Которой обладал единый ты. ⁶

Подъемля взор с поэта на поэта,
Влекомый душу высказать мою,
Сиянием их сладостного света
И взор и душу жадно упою.
Но Тасса тень, в тончайший блеск одета,

Ко мне направит шаг свой бестелесный.
"Кто ты?" - речет с улыбкою небесной.

Уведает и кроткою рукой
Введет, введет меня в их круг священный,

Восторгом непостижным упоенной,
И о певцах земли моей родной,
О вас, певцы отчизны незабвенной,
Услыша их приветливый вопрос,-


О Грибоедове скажу Мольеру,
И Байрону о Пушкине реку;
Поэт, воспевший в провиденье веру,
Воспевший сердца страстного тоску,

Любимцу твоему,⁷ я притеку
И назову тебя... и тень святая
Былые звуки вспомнит среди рая.

¹Дант.

²И собираша иноплеменницы полки своя на брань и собрашася в Сокхофе Иудейском и ополчишася средь Сокхофа и средь Азека в Афесдаммине. Саул же и мужи Израилевы собрашася и ополчишася во удели Телевинфа. Книга Царств I, гл. 17, 1-2.

³Энакимляне, племя исполинов, обитавших в Палестине. О них говорится во многих местах Исторических книг Священного Писания.

⁴Терцины - rime terze, строфа, которою Дант написал свою "Divina Comedia"; она состоит из двух три раза крест-накрест повторенных рифм. Автор ее в своей поэме разнообразил следующим образом: во 1-х, он иногда начинал строфу с женского, иногда же с мужского стиха; во 2-х, в той строфе, по которой образовывал прочие, употреблял иногда два только женских стиха одинакового окончания, третий же рифмовал с первым женским следующей строфы (см. начало 1-й Книги и многие места 2-й). Сие последнее переплетение рифм труднее первых двух; но имеет то преимущество, что рассказ не распадается на лирические куплеты. Терцинами написаны существующие доселе три книги Давида (кроме эпизода: Руфь в четырехстопных ямбах в 1-й книге, эпизода, оканчивающего второю книгу, и двух лирических Эпилогов); но, быть может, автор употребит впоследствии и другие сочетания. Где рассказ переходит oт одного рода терцин к другому, иногда снова выбрасывается женский стих, а иногда прибавляется еще четвертый мужеский.

⁵Творец "Слова о полку Игореве".

⁶

⁷К Шиллеру.