Поиск по творчеству и критике
Cлово "LIB"
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Входимость: 1. Размер: 105кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Часть текста: скончала? Несчастная! Я град весь обтекла: Огни и шум, покрыла бледность лица, Повсюду бешеный мятеж ярится, Повсюду крику битвы я вняла; Не раз во тьме свистящая стрела Жужжала мимо смертью мне отрадной, Не раз на труп я наступала хладный: К нему, к нему проникнуть не могла! Быть может, он теперь изнемогает; Наемник, может быть, его предал; Быть может, он в толпе сограждан пал И - ax! - его изменник поражает! 1-й корифей Я по следам твоим бегу, Боязнью бурной утесненный: Но ободрить не возмогу Твой дух, страданьем угнетенный! 2-й корифей Опасен светлый сан царев; Не твердый щит для багряннцы Рабов и варваров десницы, Народный кровожаден гнев! Хор Как ты, боязнью утесненны, Колеблясь, мы в твой след бежим: Или, бледнея, ободрим Твой дух, страданьем угнетенный? Смущает нас народный гнев; Опасен светлый сан царев! Аглая Тебя, о блеск унылой, страшной славы, О мощь и пышность! проклинаю вас! О час, в который он взалкал державы, Будь проклят черный, злополучный час! Меня неизреченные печали Ужасные с минуты той объяли, Как братиев своих он стал царем! Без слез уже мне не взглянуть на друга: Навеки я утратила супруга, Все, все навеки потеряла в нем! Всех чувств его единственным предметом...
Входимость: 1. Размер: 105кб.
Часть текста: отрывков счел бы себя счастливым, если бы мог быть просто редактором, по крайней мере между своими соотечественниками, хоть малой части столь огромного создания. Агасвер путешествует из века в век, как Байронов Чайльд Гарольд из одного государства в другое; перед ним рисуются события, и неумирающий странник на них смотрит, не беспристрастно, не с упованием на радостную развязку чудесной драмы, которую видит, но как близорукий сын земли, ибо он с того начал свое поприще, что предпочел земное - небесному. Небо, разумеется, всегда и везде право; промыслу нечего перед нами оправдываться; но не забудем же и мы, что, если не прострем взора об он пол гроба в область света, истины, духа, - мы никогда лучше Агасвера не постигнем святую правду божию, и жребий наш при последнем часе нашей жизни непременно отчаяние, как скорбный жребий последнего человека, умирающего в окончательном отрывке нашей поэмы в объятиях нетленного, страшного странника. ВЕЛЬТМАНУ Милостивый государь! Лично ни вы меня, ни я вас не знаем и, вероятно, никогда не узнаем. Но столько вы мне известны, как человек и оригинальный писатель, что я счел бы просто глупостью, если бы перед словами: Милостивый Государь (за которыми даже нет вашего святого имени и отчества, потому что я их никогда не слыхал) я написал Господину Вельтману. Вы так же мало Господин, как Апулей или Лукиан, как Сервантес или Гофман, как между нашими земляками, хотя и в другом совершенно роде, Державин, Жуковский, Пушкин. Вы этого, может быть, по своей скромности еще не хотите знать: так позвольте же, чтоб человек, который вам ни друг, ни брат, ни сват, вам об этом объявил. Вместе примите, милостивый государь, мои отрывки: я вам их посвящаю, потому что не знаю, чем иным отблагодарить вас за удовольствие высокое и живое, какое доставили мне ваши сочинения. В них мысли, а мысли...{Угол листа оборван. - Ред. } нашей многословной литературы - дело [не посл]еднее. Ваш покорный слуга Неизвестный I Видал ли ты,...